Если ты бухгалтер, Лариса, то зачем мне рассыпаться в мелочах, объясняя тебе, что если вести честный бизнес, то не стоит о нем задумываться изначально. Мы же не во Франкфурте, мы в Москве. Одним словом, после шести часов «пресса» меня выпустили, пообещав «разобраться со всем». Утром следующего дня ко мне нагрянула группа лиц от прокуратуры, а вечером – группа лиц от Гурона. Первые усмотрели в моем бизнесе теневую сторону, а вторые посоветовали более в милицию не обращаться. Когда я вышел из больницы, мои фонды были уже арестованы, а в офисе хозяйничал «юротдел». В результате нефтяными делами (скромными, Лариса, но нефтяными) стал заведовать Гурон, а Ползунов успокоил тем, что уголовное дело в отношении меня прекращено по причине недоказанности наличия состава преступления. Гурон оказался не таким уж подонком, как я думал. Прежде чем выгнать меня из моего же офиса, он разрешил забрать из моего же гаража мой «Ауди А6». Правда, мне пришлось отдать его Ползунову, чтобы он и решил вопрос о прекращении уголовного дела. Вот поэтому, Лариса, я и думаю весь вечер – если ты обычный бухгалтер, тогда почему тобой заинтересовался Ползунов?
Глава 8
Я сидела и смотрела в потолок, как застреленная. Не моргая и не шевелясь. Поняв, что ничего более Макс рассказывать не будет, я опустила голову и выдавила:
– Я сказала тебе правду.
– Тогда тебе должно быть понятно, почему майор давит изо всей силы. Он ждет, чтобы ты, растеряв по дороге во время бегства свои лучшие качества, привела к нему Горецкого. Ему нужен он, а не ты, нищая.
Стараясь скрыть неловкость, чтобы Макс не понял по моему взгляду, что у меня трехкомнатная квартира, дорогое авто и около трехсот тысяч долларов в банке, я захрустела салатом. Наверное, я ела зелень как собака, пытающаяся разгрызть кость, раз Максим положил ладонь на мою руку и сказал:
– Успокойся. Я не знаю, кто такой Горецкий. Но, раз он бросил тебя в беде, имею все основания подозревать, что человек он не очень порядочный. В противном случае он тут же обезопасил бы своего главбуха. Да что там – главбуха… Женщину, которая ни в чем не виновна. А потому, раз ты просишь… Я найду твоего директора. И приведу его к Ползунову. Не подумай, что я, перетерпев то же самое, что Горецкий, ничему не научился. Просто я, в отличие от него, первым делом уберег всех тех, кто играл в моем бизнесе хоть какую-то роль.
Мы вышли из ресторана вместе.
– Ты куда сейчас? – спросил он.
Пришлось пожать плечами. Я действительно не знала.
– Мы поедем ко мне, – сказал Макс, растерев по лицу смущение. – Я снимаю на окраине комнату. Мог бы квартиру купить уже сейчас, но «Ладья»… Она держит меня, запрещая покупать даже телевизор.
Интересно, а кровать у него есть?
Пожалуй, он прочитал этот вопрос в моих глазах сразу.
– Ты ляжешь на диване, я устроюсь на полу. Только не думай, что если у меня нет даже телевизора, то диван обязательно драный и из него торчат пружины. Нормальный диван. Как у всех. – Помолчав, добавил: – Вот это и расстраивает.
Не знаю почему, только это была ночь, когда я чувствовала себя в полной безопасности. Проведя в душе коммунальной квартиры около получаса, чем вызвала возмущение соседей и смех Макса, я вернулась в комнату и забралась на диван. И, свернувшись на нем клубком, стала смотреть в темноту. На то место, где лежал Макс. И мы не проронили более ни слова. Не знаю, о чем думал он. Наверное, о «Ладье». Я не думала ни о чем. Усталость выдавила желание думать сразу, едва я почувствовала под собой свежую простыню.
Заснула я под мерцание третьего по счету сигаретного огонька Максима.
Его не было. Была записка: «Буду к четырем, никуда не уходи», горячий чайник рядом с ней, чашка, накрытая салфеткой, и банка кофе.
Утро светило в глаза, а часы-будильник на тумбочке показывали начало десятого. В это время я должна была находиться в офисе и шуршать бумагами Горецкого. Вместо этого сижу на диване в комнате моего бывшего любовника и вожу большим пальцем ноги по полу.
Первое, что я сделала, это подошла к двери и проверила замок. Это был обычный замок, запираемый изнутри рукой, а снаружи ключом. Первая тревога ушла. Приняв в опустевшей квартире душ, освежившись и напившись кофе, я села на заправленный диван и стала изучать помещение, которое толком не рассмотрела вчера.
Шкаф у стены, тумбочка у дивана, стол у окна и вешалка у порога, над крошечным холодильником. Сразу припомнился особняк на территории обкомовских дач, две элитные квартиры в центре и несколько машин, которые хозяин чередовал одновременно с костюмами. Например, Макс никогда не позволял себе выехать в город на зеленом «230-м» в синем костюме. Сейчас он ездит на маршрутном такси и живет в убогой келье на окраине города. Не пойму отчего – я не мыслила худого – мои руки потянулись к шкафу и тумбочке.
Чего в этом мужчине нельзя было убить ни Гурону, ни Ползунову, это педантизм. Носки у него лежали один к одному как в особняке, так и здесь, два костюма были отутюжены, сорочки светились чистотой, туфли блестели.