Соседка (сборник)

– Послушайте, Валентина, – проникновенно сказал я. – Я только что женился, а вот первую брачную ночь провести негде…

Валентина изумленно вскинула брови, потом визгливо засмеялась:

– Вот же проходимец какой, а? Женился он, а переспать негде! Уж не у меня ли это ты собрался покувыркаться с этой девицей…

– Тссс! – приложил я палец к губам, и, пошарив наугад пальцами в грудном кармане кителя с деньгами, вытащил десятку. Новенькую, хрустящую, и помахал ею перед носом проводницы.

Она замолчала и завороженным взглядом следила за красно-белой бумажкой с медальным профилем Ленина.

– Пустишь нас на час – десятка твоя, – деловитым тоном сказал я.

– Могу до утра пустить, – тут же пришла в себя Валентина.

Я подумал. Еще неизвестно, согласится ли Валентина номер один пойти со мной сюда, а мы уже торгуемся с Валентиной номер два относительно нашего «свадебного ложа».

– Давай так, – сказал я. – Я дам тебе двадцать пять, и мы уйдем, когда захотим. Может, через пару часов, а может утром. Пойдет?

– Пойдет, – торопливо сказала проводница. – А это, выпить чего-нибудь надо?

– Ты же говорила, у тебя нет.

– Ну, для хороших людей найдется, – хохотнула Валентина номер два. – Водку, шампанское?

– Шампанское, – решил я. – Ну и там шоколадку, яблочко.

– Тогда еще десятку. Итого с тебя тридцать пять, – подытожила проводница. – Через десять минут можете приходить. И это, солдат, деньги-то у тебя откуда? Уж не грабанул ли ты кого?

– Это дембельский аккорд, тетя, – важно сказал я. – Тебе не понять. Но заработал я их честно, ясно?

– Да ладно, ладно, – согласно закивала головой Валентина номер два. – Ты, главное, мое отдай.

– Отдам, – сказал я. – Как только приведу невесту, отдам.

8

Вернувшись в купе, я шепотом рассказал Валентине, что снял для нас двоих отдельное купе. Если она, конечно, не возражает…

И, с тревогой посмотрев в ее голубые смеющиеся глаза, задохнулся от радости: она согласна!

Тарбазан уже вовсю храпел, когда мы с Валентиной прошли друг за другом в конец вагона. Я поймал на себе лукавый взгляд Татьяны – она еще не спала, хотя уже тоже лежала на своей полке, натянув простыню до подбородка. И подмигнул ей. Татьяна беззвучно засмеялась и отвернулась к стенке.

Шел уже первый час ночи, практически весь вагон спал, отовсюду с полок свешивались ноги, руки, лишь кое-где все еще сидели в приглушенном свете бодрствующие пассажиры и негромко переговаривались. В проходе же вообще никого не было.

Проводница уже ждала нас. Она пропустила Валентину в купе первой, и та вошла в него, целомудренно потупив глаза.

– Там все на столике, как уговорились, – сказала мне вполголоса проводница, пытаясь подавить прорывающуюся глумливую улыбочку. – И это, вы там шибко не шумите, ладно?

Я молча вынул из кармана пачку денег, при виде которой у Валентины номер два глаза опять стали квадратными, и отслюнил ей четвертной и десятку.

– Ну, беспокойной вам ночи! – пряча деньги в карман своего фартука, сказала она. – Если чего вдруг понадобится, стуканешь, я туточки, через стенку, в служебном помещении.

– Ладно, ладно, стукану!

Я подошел к двери купе проводницы, где сейчас меня ждала Валентина и, пытаясь усмирить колотящееся сердце, глубоко вдохнул и выдохнул несколько раз. Но сердце продолжало грохотать, усиленно качая вскипевшую кровь.

Я пару раз стукнул согнутым указательным пальцем в дверь. И она тут же распахнулась. Валентина стояла передо мной с полотенцем, перекинутым через руку, с зубной щеткой и тюбиком пасты, зажатыми в другой руке.

– Побудь пока один, – сказала она. И, коснувшись своей упругой грудью моей – я как будто ожог получил, – вышла.

Она вернулась минут через пять, задвинула за собой дверь, щелкнула замком. Я к тому времени открыл бутылку «Советского шампанского», налил шипящего, исходящего лопающимися пузырьками вина в стаканы, разделил шоколадку «Аленку» на дольки, большущее красно-зеленое яблоко разломил руками пополам. И они, эти руки, предательски дрожали от охватившего меня возбуждения и нетерпения.

Валя села рядом со мной на застеленную проводницкую постель, я подал ей стакан, потянулся к ней своим.

– Ну, за что будем пить? – сказала она каким-то совсем другим, грудным голосом, от которого у меня перехватило дыхание. С Валей происходили удивительные перемены: глаза вон потемнели, превратились в глубокие-глубокие озерки, грудь стала подниматься и опускаться чаще. Неужели это все из-за меня, из-за предвкушения того, что сейчас должно произойти между нами?

– За тебя, – хриплым голосом сказал я.

– Тогда уж за нас, – предложила она.

– За нас! – эхом повторил я. Мы глухо звякнули сведенными стаканами и, не сговариваясь, осушили их до дна.

Валя взяла кусок шоколадки, аккуратно, как все она делала, откусила от него, как-то так пожевала, что губы ее перепачкались коричневой сладкой массой, и неожиданно сказала все тем же новым низким голосом:

– Ну, иди ко мне, мой мальчик!

И я, тут же бросив яблоко на стол, потянулся к ней, впился в ее сладкие губы, нетерпеливо зашарил руками по ее груди, по гладким упругим бедрам…

9