Соседняя квартира (ЛП)

Проходит десять минут, и Гермиона замечает, что голоса стали выше и громче, словно в споре. Она вздрагивает и отступает в другой конец комнаты, когда сквозь стену доносится пронзительный женский крик.

И потом, она не может не подслушивать, даже если ей захочется заглушить звук. Её первоначальный интерес вызвало любопытство, но она не желает подслушивать ссору; она размышляет, не стоит ли ей вмешаться, но эта мысль заставляет её содрогнуться.

Усевшись на край дивана, Гермиона пытается сосредоточиться на книге. Но через несколько минут она понимает, что читает одни и те же строки, повторяя их, и, нахмурившись, делает пометку на странице.

Затем крики резко обрываются, и раздаётся громкий хлопок двери.

Сквозь стену квартиры в наступившей тишине возникает странное ощущение изолированности, как будто она погрузилась под воду. Гермиона внимательно следит за своим дыханием. Она кладёт книгу на подушку рядом с собой, смотрит на стену, бросает взгляд в сторону двери.

Она чувствует себя не в своей тарелке, но это, конечно, не её дело.

Но она думает о тех немногих незначительных контактах, которые у них были, и любопытство когтями впивается в её позвоночник, заставляя её встать на ноги.

Тихо выскользнув в коридор, она долго смотрит на его дверь и набирается храбрости. Она стучит в дверь.

Мгновение спустя она распахивается, и по другую сторону стоит Малфой. Почти моментально раздражение сходит с его лица, и он проводит рукой по волосам, изображая что-то более невозмутимое, больше похожее на растерянность.

— Привет, — вздыхает она, глядя на него, и её разум замирает, когда он лишь смотрит в ответ. С извиняющейся улыбкой она добавляет: — Извини. Тонкие стены. Ты в порядке?

Малфой молчит ещё один миг, который становится таким долгим, что она сдвигается с места, и замечает, как на его щеках проступает румянец. Он вздыхает, а затем произносит:

— Я недавно разорвал помолвку.

Гермиона смотрит на него, моргает и говорит:

— Ох.

— Да. Жаль, что тебе пришлось это услышать. Она была не совсем… довольна.

Гермиона не может спросить почему. У неё нет рациональной причины, но она не может побороть любопытство, которое её гложет. После ещё одного продолжительного раздумья она говорит:

— Мне жаль.

Малфой бесстрастно пожимает плечами, что скрывает напряжение в его руках, и отводит взгляд.

— Честно говоря, ситуация была не из приятных. Мы не любили друг друга, ей больше нравилось моё имя, нежели я как личность.

Внезапное откровение и уязвимость в его словах, словно физическая тяжесть, обрушиваются на неё. Они едва знакомы, и она не знает, как реагировать.

— В любом случае, — продолжает он, прежде чем она успевает что-либо сказать, — ещё раз прошу прощения. Я не ожидал, что она зайдёт.

— Всё хорошо, — слова вырываются более решительно, нежели она чувствует, и нежели она ожидает. — Я просто хотела убедиться, что всё в порядке.

Он продолжает смотреть на неё, его серые глаза пылают, пока полуулыбка не трогает его губы.

— Я в порядке, спасибо, Грейнджер. За исключением того, что она вынудила меня сжечь чёртову партию печенья.

Вопреки самой себе, у неё вырывается смешок.

— Какое сегодня?

— Печенье с белым шоколадом и с кокосовой стружкой, — отвечает он, сузив глаза от сосредоточенности. — Они подавали много надежд. Честно говоря, я разочарован.

— Я бы тоже была разочарована.

Отблеск веселья на его лице сменяется неторопливой ухмылкой.

— Я принесу несколько штук, как только переделаю их.

Он опускает подбородок, его язык высовывается, чтобы увлажнить нижнюю губу, и она не может удержаться от того, чтобы не проследить за этим движением глазами. Её желудок скручивается, дразнящее тепло накатывает на неё.

— Если, конечно, у тебя найдётся стакан молока.

С её губ срывается вздох.

— Зачем ещё соседи?

***

Она ничего не может с этим поделать. Иногда Гермиона прислушивается, не дома ли Малфой, через смежную стену, соединяющую их квартиры. Она пытается справиться с растущим интересом к нему, который закрадывается в глубину её сознания, всё чаще и чаще.

И вот однажды в её дверь стучат. Они достаточно хорошо узнали друг друга, и было бы удивительно, если бы в квартиру вошёл кто-то другой. Она испытывает прилив адреналина, а сердце бьётся где-то между грудной клеткой и горлом.

Но это не Малфой. Если бы она потрудилась посмотреть в глазок, то, скорее всего, не открыла бы дверь. Это Кассиус Уоррингтон, бывший коллега, бывший любовник и неумолимый преследователь.

Гермиона тщательно следит за своим выражением лица, чтобы не выдать недовольства, и кивает.

— Кассиус.

— Привет, Гермиона, — он засовывает руки в карманы, ловя её взгляд. — Не возражаешь, если я войду?

Она возражает; на самом деле, она возражает очень сильно. Но он проходит мимо, не дожидаясь её ответа, и прежде чем Гермиона успевает обдумать ситуацию, оказывается втянутой в тот же спор, который они вели уже полдюжины раз за полмесяца.

К тому времени, когда она, наконец, прекращает бессмысленный разговор и выгоняет его из квартиры, она эмоционально истощена, а её кожа зудит от раздражения.