Соседские войны

— Находятся на частной территории. Убрались отсюда. Все. Немедленно. — чеканя слова, резко и очень мрачно бросил Воронов.

И, признаться, в этот момент я бы не рискнула даже язвить ему в ответ. Взъерошенный и доведенный до крайнего бешенства, он пресекал желание спорить на корню.

— А документы?.. — попыталась было подать голос Алина, но тотчас затихла под взглядом мужчины.

— Есть. — почти процедил он.

— А показать? — предусмотрительно скрывшись за супругой, бросил Леша.

Судя по взгляду Воронова, он уже был готов показать. Не факт, что документы, но показал бы точно.

— Выдайте доверенного, продемонстрирую ему.

От тона, которым он это сказал, поежились разом все. От Воробьяшкиных, до парочки горе-активистов, подошедших поближе. И пес бы с ними со всеми, если бы они разом не повернулись куда, к кому?

Пра-а-авильно, Маше опять повезло. Как покойнику.

— Вот, Мария Львовна, наше самое доверенное лицо! Вы ей все и продемонстрируете! — поспешно воскликнула Алина.

Эй, а меня спросить?! Я не хочу, чтобы этот мужчина мне что-то демонстрировал. Вообще не хочу! И, судя по тому, как скривился Воронов, он этому был рад еще меньше, бросив на меня уничтожительный взгляд.

— Идите за мной, Мар-р-рия Львовна! — почти прорычал он, резко развернувшись к машине.

Вот она, убийственная любовь с первого взгляда. Утром это был первый взгляд? Первый. А, значит, можно было переходить к убиванию.

— Сволочи… — уже даже не беспокоясь, слышат ли меня, пробормотала я, вынужденная уныло поплестись вслед за Вороновым к его машине.

Глава 7. Наследники Сусанина

В детстве я мечтала стать почтальоном. В душе не чаю, отчего, но вот хотелось мне. Позже эта мечта, уныло звеня велосипедным звонком, укатила в закат, а на смену ей пришла ярая жажда стать музыкантом. Эту мечту до сих пор с содроганием вспоминают не только мои родители, но и соседи. Да что там говорить, в течение тех нескольких недель, что я уныло растягивала баян, репетируя композицию под названием «На улице мокро», в оппозицию этой мечте стала сама природа. Грянувшая на вторую неделю гроза не только обеспечила массу потопов в городе, но и обесточила наш дом.

После неудавшейся попытки пойти в музыку как таковых серьезных мечтаний у меня больше и не было. Да, стихийно увлекалась то одним, то другим, но особенно ничем не горела. Но никогда, даже в самом бредовом сне мне не хотеть стать сапером.

А вот теперь пришлось.

Ехать в одной машине с Вороновым оказалось ничуть не легче, чем делить сидение с бомбой. Впрочем, с бомбой даже легче было бы. У нее хоть таймер есть, и ты успеваешь помолиться перед бесславной кончиной, а здесь… Молиться приходится всю дорогу, и молиться молча. Да что там, вжавшись в сидение я даже дышать старалась тише. Воронов в гневе оказался не самым приятным спутником, а вид того, как он порой стискивал руль, и вовсе заставлял молиться с удвоенной силой.

За время поездки я успела вспомнить весь известный мне божественный пантеон. Я искренне надеялась, что кто-то из божков да смилуется над вопрошателем, но, похоже, я ошиблась. Собравшись вместе, они явно сцепились за клиента, временно позабыв о нем. Как это удалось понять? Да легко. Если мужик со взглядом маньяка обещал отвести к дому, и везет по знакомой дороге — можно прикинуться безвременно почившим сурикатом, но доехать. Если мужик вдруг сворачивает со знакомой дороги к трассе — сурикатом вас скорее прикинет он.

— А куда мы едем?

Святые ежики Египта, этот тоненький пищащий голосок — мой?

— В лес. — четко и очень мрачно ответил Воронов.

А вот теперь мне резко стало не до шуток. Что я, по сути, знала-то об этом мужчине? Ну, сосед, бизнесмен и… Все. Да и то, последнее только по слухам. От этой мысли стало совсем плохо. И ведь не шутит! За городом и правда начинался лес, вернее, лесничество, и еще со времен студенческой практики я прекрасно знала, что затеряться там можно в два счета. Или затерять… От этой мысли стало совсем плохо. И в прямом и переносном смысле. Завтрак, успокоившийся было после отечественных горок, снова подкатился к горлу.

— Хоронить будешь? — с трудом заставив себя улыбнуться, тем же тоненьким голоском поинтересовалась я.

Ну, правда, не настолько же я невезучая! Эй, боги, кто там, але!

В прочем, отвечать мне не спешили. Ни сверху, ни сбоку. Пробормотав что-то неопределенное, Воронов вдруг притормозил и свернул с трассы на едва приметную проселочную дорогу.

И здесь мне стало совсем плохо. Тошнота отступила, а вот картинка перед глазами дрогнула, посыпалась черными искрами и даже какой-то пафосной или связной мысли мелькнуть не успело перед тем, как я погрузилась в темноту.

Темнота сменилась… Бредом. При чем бредом до того реалистичным, что понять, отчего вдруг глава комиссии, перед которой я защищала кандидатскую, начал бить меня моей же кандидатской по лицу, я поняла далеко не сразу.

— Эй, ну я же все рассказала… — вяло взбрыкнув, я попыталась отмахнуться.

— Жива?