Сошествие/Descensus

Двухмоторный самолёт, кружась, взял курс на снижение, все разговоры окончательно прекратились, и салон погрузился в густое молчание. Контрактники поглубже прятали разноцветные тряпочки своей мечты и, приняв грязный душ истины, надевали на себя привычный камуфляж, пряча всё, что их делало людьми.

Среди лесов, на северной границе Заира и Центральной Африканской Республики, находился город Гбадолите аэропорт которого, с хорошо устроенной взлётной полосой, использовался в военных целях. Возле взлётной полосы страшных белых наёмников ждала армия Заира, рассредоточенная по периметру аэродрома.

Срджан, а затем и остальные за ним, один за другим вышли из самолёта, жмурясь на солнце, и моментально потея. Низкорослый негр, демонстрируя белую голливудскую улыбку и дорогие очки в золотой оправе, так мало сочетающиеся с камуфляжной униформой и красным беретом, поприветствовал их по-сербски. Изумление приезжих радовало и восхищало его. Повторяя «добро дошли! добро дошли! он активно тряс руки так, что многочисленные блестящие знаки отличия, звенели как погремушки.

– Да, я знаю югославский, я учиться в Югославия, я капитан Жан Мванатамбве, и я сделаю всё, что вам нужно. Жика, называй меня Жика – представлялся он белым, которые бы и без его комментариев называли его именно так. Во времена Тито и движения неприсоединения приезжало много студентов из бедных стран, особенно из Африки. Неизвестно почему, югославы всех негров называли Жика, к новому имени прибавляя определение региона, в зависимости от места, где они учились – шумадиец, босниец, славонец. Веками находясь под гнётом других держав, югославские народы, в перерывах между гражданскими войнами, любили называть иностранцев своими именами, убеждая их и себя в том, что они в величии и ничтожестве равны и одинаковы.

Жика, капитан Жика, долго и неуспешно изучал в Белграде геологию, а к себе в Заир вернулся в середине восьмидесятых. Вернулся не получив диплома, но изменив привычки и взгляды. Вернулся со славой путешественника и знатока мира, что для него значило больше, чем титулы. Слава принесла ему работу в министерстве энергетики, а позже знание языка привело его в армию. Он покинул Югославию, не зная, что однажды вернётся в неё, когда Югославию будет лихорадить от войн и проблем. Таких заирских войн, таких родных ему проблем. Сейчас он деловито как пастушечий пёс собрал их в одну белокожую отару, и погнал к выходу из аэропорта. Чужие этому небу, они восхищённо глазели на него, шумно расселись в автобус и двинулись вперёд – навстречу своей судьбе.

Дороги, все в выбоинах, мусор по обеим сторонам обочины, густая жирная растительность. Жители Гбадолите знали о прибытии наёмников и ожидали их, однако сейчас, увидев их наяву, боязливо отводили глаза, притворяясь, что заняты лишь своими делами и заботами: не видят их, не замечают, не имеют понятия, кто эти белые люди и зачем они прибыли сюда. Побледневшие от солнца и дождя стены города пестрели многослойными плакатами, разной степени старости и блёклости. На каждом углу проезжающих встречали лики Мобуту, а огромное изображение вождя, стояло, отлитое из бетона в центре города на перекрёстке, охраняемое вооружёнными людьми, с любопытством наблюдающими за прибывшими, новыми и странными союзниками. По крышам зданий ещё сохранились рекламные щиты, дряхлые и покосившиеся – свидетельство прошлого этой страны, которая захотела большего, чем ей предлагала реклама. Дорога, кишащая транспортом всех видов, расчищались перед приезжими словно по волшебству. И хотя мятежники ещё не добрались до севера страны, но масса вооружённых лиц сновали по улицам.