Сошествие/Descensus

Из Белграда, столицы Сербии и всех Югославий, из города матери войн, как его называли турки, отряд Срджана, переночевав здесь лишь ночь, отправился на юг по старинной военной дороге, или как её называли в османские времена – Стамбульской дороге. С собой у них были поддельные паспорта и они в спешке заучивали чужие имена. Здесь и сейчас, они, отправляясь вместе куда-то в неизвестность, доверяли друг другу так, как не доверяли никому в жизни. Они боялись. Многие из них летели впервые. Нет, они летали – на военном транспорте – вертолётах и грузовых самолётах, но как вести себя в аэропорту – они не знали. И с завистью косились на тех, кто легко и непринуждённо проходил контроль и не боялся на границе показать паспорт, в котором лицо на фотографии совпадало с текстом под ней и поэтому не возникало необходимости ёжится под цепким взглядом пограничника.

Изменить имя и личную историю, хотя бы ненадолго дело сложное и иногда – практические невозможное. Имя отличает от других, определяет и направляет жизнь. Имя – память, подарок, который тебе подарили когда-то и который всегда с тобой. Ты носишь имя и оно сообщает о том, чего желали твои близкие, давшие тебе его. Тебя назвали Миролюб – потому что хотели, чтобы ты не воевал, Ратко, от сербского слова рат – война, ровно наоборот – чтобы был воином-победителем. Желько называли долгожданного и часто позднего ребёнка, появление которого было почти чудом. Здравко – называли хилого и больного младенца, желая, чтобы имя сделало его более здоровым и сильным, Нада – надежда, и сестры её – Вера и Любовь. Серболюб – называли мальчиков, веря чтоб они будут любить свою страну, которая тогда называлась Сербией. Югославы появились тогда, когда изменилось имя страны. Денисы, Филиппы, Иоганны – когда отцы и кумовья начали приезжать с заработков из Германии. Лазари, Стефаны, Уроши – когда стали узнавать свою историю и свой средний век. Но чаще всего имена давали по дедам и по прадедам, чтобы сохранилась память рода. Имена самоубийц, трусов, предавших род и племя, насильников и кровосмесителей стирало время, они уходили в трясины забытья сознательно, чтобы ни имя их, ни деяние не повторилось вновь.

В жизни Срджана всё оказалось непрочным: дом – сожжён, будущее разрушено. Впрочем, жилище на Балканах всегда было понятием переменным: до первого выстрела, до первой бомбы и пожара. Место же, на котором они строились – было постоянным. А дома? На пепелище строить быстрее. Имена – тоже были непрочными. Легче окликнуть человека – кум или брат. Но если человек окликает тебя по имени: это важно. Тебя помнят, знают. Тебе удалось избежать наказание более страшное, чем исчезновение – забытье. В мирные времена имя сообщало о человеке все: откуда он, из какого рода-племени. Имя было не просто твоим, личным делом. Имя – это была и память о предках: героических и не очень, везунчиках или неудачниках. В войну имя могло быть щитом и спасти, или же, напротив, принести гибель. Имя – первый подарок ребёнку, как и любой дар, был и наградой, и наказанием. Сейчас, получив в пользование чужие имена, солдаты чурались их, заменяя кличками, придуманными на ходу. Кличка была поверхностной и не проникала вглубь, не затрагивала корней. Тех, которые есть у каждого человека. Даже у того, кто считает себя перекати-полем. Потому что человека без имени, без этой связи с родом и племенем – не существует.

Срджан и его спутники ехали налегке и всё удивлялись правилам в гражданских самолётах, прежде всего запретам на курение, которое стало вдруг таким страшным пороком.

– Был бы я педиком, то мог бы лизаться со своим парнем у вас на борту и мне бы ничего не было. Будь я наркошей, то пронёс бы спокойно дозу под видом лекарства и в туалете спокойно бы её себе вкачал. Но вот курение….! – возмущался Младжан, пока стюардесса, улыбаясь делала вид, что ничего не слышит и предлагала ему пиво. – Не могу пить без сигареты! – отмахивался от неё Младжан. – Что они имеют против курильщиков? – жаловался он Мрджану. – Будто мы военные преступники. – Ну, некоторые из нас, да, конечно, – смеясь, отвечал ему Мрджан, веселя остальных.

Прислонившись лбом к иллюминатору самолёта, Срджан не слушал ни их шутки, ни их жалобы. Он смотрел на густые серые облака и синие полосы моря под ними. Мир погружался в белесый туман облака и вместе с ним в сон погружался и сам Срджан. Его лицо стало чуть беззащитнее, а тело грузнее. Он спал, вернее тонул в своём сне.