Сошествие/Descensus

Под брезентом военного грузовика, который возвращался с линии фронта, было намного свободнее: часть их друзей ехали отдельно. Потом их положат в свинцовые гробы и перешлют матерям, снабдив эти посылки телеграммой, мол, такой-то солдат пал на поле боя, честно отслужив службу свою. Но этим матерям повезло больше, чем тем, которые ничего не получили. Их сыновья не вернулись с поля боя: пропали без вести. Во мраке сгинули. Сердца трёх товарищей – Срджана, Мрджана и Младжана обливались кровью от всего происходящего. От разговоров о наших и ваших, об отечестве и родине, о несправедливости и исторических долгах. С пилоток исчезали звезды, исчезали сами пилотки-титовки. На головах возникли шайкачи на которых реяли королевские двуглавые орлы, или шапки с шахматным хорватским узором, или фески с боснийскими лилиями. И все, раньше бывшие братьями одной семьи, оказались различными. Оказались чужими. Оказались врагами, а не братьями.

И тогда они начали мечтать о возвращении домой. Просто о возвращении, поскольку остановить сумасшествие не получалось. Вернувшись же домой думали о той густой бетонной лжи в которой они застыли как жуки или бабочки в оборванными крыльями. Думали и лечили друг друга заговорной мантрой обещаний, что никто больше их не обманет ни за какие коврижки и не заставит уничтожать себе подобных. Они верили наивно и простодушно, что несчастье останется там же, где родилось, что зажжённый где-то далеко огонь погаснет сам по себе, не затронув их домов, будто на Балканах существует понятие «далеко», будто на Балканах не знают как быстро начинают полыхать лесные пожары, сжирая всё на своём пути, будто на Балканах что-то может гореть ярче и дольше, чем ненависть.

Нынешняя тишина была иной. Срджан, Мрджан и Младжан молчали: им не с кем было разговаривать, не с кем смеяться, не с кем выпить, не с кем обсудить происходящее. Опыт и воспоминания сделали их осторожней и подозрительней, впрочем, однако, ни на шаг не приблизили к мудрости. Автобусик летел по горам в сторону реки. Едкий табачный дым: кто-то курил в конце салона, не мог разогнать утренний свежий ветерок, ползущий струйкой в приоткрытое окно. Они приближались к Вишеграду.

Этот легендарный город на зелёной широкой реке Дрине мирно жил, даже не думая об их прибытии. У старого моста Мехмеда-паши Соколовича автобусик сбросил скорость, как всегда бывает на сложном участке дороги. Здесь, в этом городке, славном лишь наличием моста, когда-то собирали христианских детей, чтобы сделать их них верных псов империи – янычар. Во времена гонений и ига, данью в крови и жизни, во времена злые Оттоманские Дрина была такой же: тяжелей, зелёной и равнодушной. На берегах её селились и сербы и мусульмане, но и река их, и земли их, и кровь их и их потомков принадлежала не им, а далёкому чужому султану.

Балканским народам редко когда выпадала возможность выбирать что-то: веру, имя, силу или красоту самостоятельно. По большей части они делали то, что от них ожидалось: переходили на сторону победителей, принимая их веру и обычаи. А если не соглашались, то теряли не только веру и имя, но и голову. Различные боги правили этими балканскими южными славянскими племенами, а даже когда они начинали признавать одного бога, то и тогда находили причины для распри: из-за языка или детали обряда, из-за строчки в священной книге, из-за цвета одеяния и формы креста. И чужаки не забывали указывать им на эти различия, не забывали напоминать о распрях, не забывали унавоживать густую почву обид, указывая, как, кого и за что нужно ненавидеть настолько, что не бояться гибнуть самому. Балканским древним и южным славянским народам не впервой было забывать старых богов, делая выбор в пользу сильных и молодых. И выбор всегда был кровавым. Они, вышивая золотом на знамёнах один и тот же Святой Лик, воевали друг с другом. И вкус крови Христовой, смешанной с именем его на их губах был различным. Только молитва о победе над врагом была одинаковой. О победе для своих и смерти для других. Говорят, что людям и вещам свойственно меняться, а удача на войне – вещь недолговечная. Так когда-то Запад ушёл из этих гор, которые он считал Востоком, а Восток пришел на эти горы, которые для него были Западом. Эти новых завоевателей на своих спинах принесли терпеливые жилистые лошадки. А завоеватели принесли в походных котомках новую веру. И снова старого бога заменили. И новый бог стал требовать жертв. Жертв, уважения, храмов, обрядов и крови. И братья опять становились чужаками и трещина между ними росла и увеличивалась до размеров военной траншеи. И каждое изменение лишь увеличивало ров, пока он не занял собой всю территорию, расколов её. А те, кто верил в бога, верил просто в бога не называя его и не споря о сути его имени, те лишь молились ему да роняли слёзы в зелёную Дрину, делая её и без того мутной..