Сошествие/Descensus

Луи де Вилье не любил летать, особенно регулярными линиями. В этот раз даже бизнес-класс, в кожаном кресле которого он разместился недовольно, не уменьшил ощущения дискомфорта при взгляде на толпы пассажиров, спешащих по своим делам и не подозревающих о его исключительности и важной решающей миссии. В ответ полковник, чувствуя тайное превосходство над этими людишками, раздувал образ от собственного величия, наслаждаясь собой воображаемым. И хоть он и осознавал, что это снобизм, но оправдывал себя, говоря, что ничего в этом постыдного нет, и всегда были чернь и элита. Он чувствовал, что знание неких тайн, пусть иногда воображаемых или постыдных выделяет его из среднестатистической массы. Он знал то, о чем они даже не подозревали. Знал, что каждая их шоколадка, каждый вояж, каждый митинг в защиту китов ли или выдр – это результат его работы. Его и его людей, которые управляют толпой, дёргая её за верёвочки. Люди и народы за пределами бывшего железного занавеса осознавали его существование гораздо яснее, поскольку ими манипулировали грубее и зримей. Сограждане же де Вилье, не чувствовали мягкой руки кукловода, не видели его и были уверены в своей свободе. Впрочем он иногда сомневался, а думают ли они вообще и нужна ли им вообще какая либо правда. Именно за это он так ненавидел всех этих, развращённых и защищённых гражданскими свободами и избирательным правом, молокососов. Вернее, не столько ненавидел, сколько презирал, ведь ненависть – это важное и дорогостоящее чувство, которое следовало беречь для гражданских войн. Выработанная привычка держать в тайне многое заставила де Вилье лететь обычным туристическим рейсом, что дало ему возможность не информировать о своих намерениях сонных австрийских союзников, предоставляя им возможность спокойно жить, наращивая жирок. Сейчас он – де Вилье – типичный представитель среднего класса, отправившийся в небольшое путешествие по осколкам некогда могущественной империи.

Прогуливаясь перед полётом по венским улицам, он наблюдал как позолота с резных вывесок отражается в золоте головок нижнеавстрийских официанток, и оттуда стекает солнечным кружевом, озаряя мостовые славной имперской столицы. Слышал как отдаётся эхо многочисленных туристических каблуков в залах музея истории, чьё величие и слава покоится на выстреле Гаврила Принципа. Он глазел на кондитерские, где в дерзком великолепии на антикварной посуде, назло прошлому и невзирая на проигранные войны, красовался торт Sacher. В толпе туристов перед Cafe Hawelka на Dorotheergasse полковник де Вилье вполне осознавал, что империи никогда не умирают, поскольку истинное величие потерять нельзя. Как нельзя потерять белое облако купола здания в стиле барокко, плывущее над прекрасным голубым Дунаем, чьи ласковые волны, покидая зелень шварцвальдских лесов, будут темнеть и темнеть, пока не превратятся в грозное чужое Чёрное море.

Зелёные кованые столики с полукруглыми стульями кофеен-кондитерских радушно принимали в свои объятия пёстрый человеческий поток, состоящий из туристов, мелких воришек и некоторого количества людей с размытой биографией и цепкими взглядами. Бывшие шпионы, оставшиеся без работы и дела после того, как потеряли своих врагов, вели себя как сводники с автовокзалов. Этот винегрет «бывших» позабавил де Вилье, напомнив ему фильмы Бергмана и легенды, которые рассказывали все разведчики мира в те времена до падения Стены, когда всё было проще, хотя и не так наивно, как это кажется нам нынешним.

В самой глубине кофейни, сидя лицом ко входу, его ожидал Кукловод. В его спокойно сложенных ладонях между пальцами застыли серебряные чётки, а беспокойные глаза спрятались за квадратной оправой чёрных солнцезащитных очков Ray Ban. С седыми редкими волосами, аккуратно зачёсанными, с лицом более добродушным, чем нужно, в безупречном крахмальном воротничке, чуть смягчённом капелькой чистого дезодорированного пота, увидев его, он растянул губы в целлулоидной улыбке и сердечно, а посему неискренне, ответил на рукопожатие полковника.

Кукловод и де Вилье дождались, чтобы забегавшаяся за день официантка приняла заказ, а затем без ненужных вступлений приступили к составлению списка пушечного мяса. К составлению списка тел, имеющих военный опыт и готовых на все, списка тех, которым терять нечего и которые готовы заложить жизнь свою за сберегательный счёт, открытый на их имя в той стране, которую они укажут. В качестве приманки решено было также упомянуть повышение в чинах и дальнейшее сотрудничество.

– Для тех, кто выживет! – беззвучно хохотнул Кукловод с которым у де Вилье давно сложилось полное взаимопонимание, несмотря на то, что Кукловод по-французски говорил плохо, а по-английски ещё хуже.