Сословные условности

– Ты не участвуешь из принципа, или потому что мы к тебе во время собрания в гости заявились? – поинтересовалась Ирка. Она отдала Маринке пакет с шампанским и коробкой малины. В этот раз никому из подруг даже в голову не пришло, что к Маринке надо идти с бутылкой водки, пусть даже и самой дорогой, а никакой не пролетарской.

– Боже упаси, в этом бардаке участвовать. – Маринка перекрестилась.

– А вот тётечка там была с башней на голове, мне она очень понравилась. – Наташа изобразила руками высокую причёску.

– Тётечка хорошая, – согласилась Маринка. – Она надеется, что ей как-то удастся повлиять на разбушевавшийся люмпен, вдруг выбившийся в люди. Но люмпен никого не слышит кроме себя, поэтому я в эти игры больше не играю.

– И дядька симпампунчик ещё был, но он с нами на лифте от них сбежал. Захотел с Иркой на лифте покататься, – продолжила доклад Наташа, пока Ирка напяливала бахилы. – С ней вообще невозможно рядом находится. Все мужики сразу столбенеют, а меня в упор не видят.

– Не придумывай, – проворчала Ирка. – Просто во мне сквозит американская уверенность, а ты вся зашуганная.

– Да! – согласилась Забелина. – Ты, Китаёза, просто шикарная стала, тебе очень идёт этот цвет волос, сразу глаза заиграли. Проходите, девчонки, не стесняйтесь.

Квартира у Забелиной оказалась ничуть не хуже, чем у Аллочки Верюжской, разве с той разницей, что у Аллочки из окон открывался изумительный вид на питерские крыши, а у Маринки имелся роскошный вид на реку.

– Жаль погода испортилась, а то б посидели сейчас на террасе. Но ничего, я тёплые полы включила и тут неплохо.

– Неплохо? Очень даже хорошо! Красиво даже, я бы сказала. – Наташа не могла скрыть свой восторг от Маринкиной гостиной, выполненной в светло-бежевых тонах. Именно таким, по её мнению, должен быть холл самого лучшего отеля. Правда, можно ещё скульптуру какою-нибудь абстрактную приспособить или картину, а можно и обойтись.

– Я вот только готовить ничего такого не стала. У меня есть большущая банка икры, вот лосося ещё сделала на свежих огурцах с васаби, ветчина и сыры. У моей хорошей приятельницы дача в Финляндии и вид на жительство, она туда часто мотается, снабжает меня вкусной едой. Вот только жалуется, на границе ковидный тест какие-то звери берут, прям садисты, запихивают в нос палку аж до желудка.

– Знаешь, я б за сыр и лосося финского, что угодно вытерпела бы, – тоскливо поведала Наташа.

– Вот, вот! Не зря говорится, «тот, кто носит Адидас, завтра Родину продаст». А вы чего в противогазах? Не привились ещё?

– Привились, конечно, но даже прививка не даёт стопроцентной гарантии, поэтому на всякий случай, – пояснила Наташа, – вдруг кто в лифте у тебя больной ездил.

– Ну, я точно здоровая, и прививки все сделала, так что снимайте смело.

Наташа и Ирка сняли маски.

– Да, чуть не забыла, у меня ещё коньяк есть!

– Замечательно. – Наташа потёрла ладошки.

Уселись вокруг журнального столика, заставленного закусками.

– Рассказывай, Марин, как живёшь? – попросила Ирка.

– Да, как? Никак! – Маринка пожала плечами. – Ты вот молодец, что вовремя свалила.

– Она вернулась, – сообщила Наташа, намазывая себе здоровенный бутерброд с икрой.

– Правда? – Брови Забелиной выползли из-за тёмных очков и скрылись под короткой чёлкой.

– Правда, – подтвердила Наташа. – Дура редкостная.

– Точно, – согласилась Забелина.

– Чего это я дура? – Ирка надулась. – Ну скажи, чем ты плохо живёшь? Смотри, какая красота кругом!

– Ты соседей моих видела?

– Нууууу, злобных дураков везде полно.

– Такие только у нас. Вот смотришь на человека, вроде бы образованный, более того кафедрой заведует, и никто его, казалось бы, за язык не тянет, пистолет к виску не приставляет, ан нет, выбегает на середину и начинает клеймить!

– Кого?

– Да всех подряд, кто, по его мнению, не удовлетворяет хозяйским требованиям, впереди паровоза бежит, изо всех сил старается пнуть и либералов, и иноагентов, и прости, Господи, Навального. Тот уже в тюрьме сидит, а им всё неймётся. Мол, смотрите, господин, какой я неистовый, я свой буржуинский, вы ничего такого не подумайте, целую ваши пятки! – Забелина для убедительности почмокала губами. – И таким он праведным гневом пылает, что нет у меня сомнения, что соскучился человек по сильной руке и хозяйской плётке. И у меня в этом сомнения нет, да и у господина, которому это всё адресовано, думаю, тоже. Вот он и соответствует, так сказать, народным чаяниям.

– Точно! – Наташа вспомнила Котиного мужа Андрюшеньку. – Некоторые вот по сильной руке аж истосковались.

– Кстати, это естественно, – продолжила Забелина. – Совсем недавно ещё жили в рабстве, привыкли, вот и хотят обратно.

– Здрасьте! Как же это недавно? – возмутилась Ирка. – У нас рабство, то есть крепостной строй, в 1861 году вроде отменили, примерно в то же время что и в Америке.

– Это ты колхозникам расскажи, которым паспорта стали выдавать только с августа тысяча девятьсот семьдесят четвёртого года!!! Или рабам Гулага на стройках социализма.

– Тут не поспоришь. – Ирка нахмурилась. – Но сейчас-то всё изменилось.