Сосновские аграрники

– Кузнецов работал бессменно более пятнадцати лет председателем Рожковского колхоза. Директор совхоза Трифонов Михаил Иванович – это его ученик. Он его из трактористов произвел в директора совхоза.

– Но в директора-то выдвинули вы, – возразил Зимин.

– Так-то оно так, – продолжал Чистов, – но я его выдвинул уже сформировавшимся человеком, то есть с поста председателя колхоза. Если бы он был трактористом при организации Рожковского совхоза, так бы им и остался. Вся заслуга в этом только Кузнецова. Михаил Иванович его не забыл. При организации совхоза, когда согласовывал со мной вопрос о кадрах, первым кандидатом на пост управляющего Венецким отделением выдвинул Кузнецова. И, надо отдать ему должное, он не ошибся. Под руководством Кузнецова Венецкое отделение передовое не только в Рожковском совхозе, но и в целом по району. По секрету скажу, я был против, но Трифонов уговорил меня.

«Я знаю об этом, – подумал Зимин. – Ты был против даже тогда, когда оформляли на работу в ММС. Часто у нас мнение о человеке меняется вне зависимости от его деловых качеств. Раз или два ты заехал к Кузнецову домой, после обеда прихватил с собой гостинцев, и в твоих глазах он стал другим. Ты человек умный, принципиальный и требовательный, но и у тебя есть свои слабости, как и у всех грешных. Сейчас ты поднимаешь Кузнецова на щит. Он как был Сергеем, так им и остался и останется до самой смерти. Горбатого, говорят, могила исправит. Как он пил периодами запоем, так и продолжает. Как он набивал себе карман деньгами в колхозе от продажи дров и теса, так продолжает и в отделении. Вся его заслуга в том, что он умеет подойти к начальству, организовать охоту. В деревне его зовут Троекуровым, так как содержит по четыре-пять охотничьих собак, организует в деревенском пруду рыбную ловлю, где водятся карп, карась, щука и окунь. Пруд считает своим, хотя строил его на деньги совхоза. Охраняет его как личную собственность. За это его меняющееся руководство района уважает, ценит и прощает ему слабости к женщинам и водке».

Чистов продолжал:

– Сын у Сергея Кузнецова Володя учился в девятом классе. Надо сказать, на учебу был туповат. Благодаря авторитету отца его переводили из класса в класс с длинными хвостами. Кузнецов не только мечтал, но и видел его инженером. Да и дочери у него тоже туповаты на учебу. Одна учится в десятом классе, другая – в девятом. В то время у него одна нога была у Нюрки Гусевой, а другая редко дома. В то время в доме были разлад и раздор.

Сына Катя ему родила будучи девчонкой. В законный брак он вступил с ней спустя три года, в войну. Приходил в отпуск после легкого ранения. Поэтому он считает и прямо говорит своей Кате: «Я тебя подобрал. За это ты меня должна благодарить. А то так бы и истаскалась. Кому ты была нужна в то время, когда девок было навалом». Катя безропотно исполняет все его капризы, желания, переносит унижения, а порой и издевательства, не говоря ему грубого слова. На ее плечах крупное хозяйство: корова, а чаще не одна, несколько голов молодняка, до десятка овец, свиноматка и две-три головы свиней весом до ста – ста двадцати килограммов, куры, утки, гуси да свора собак в придачу. За всеми нужен уход.

– В настоящее время такие трудолюбивые безропотные женщины большая редкость, – сказал Зимин. – Гусева Нюра быстро бы ему смазала пятки, если бы относился к ней как к Кате.

На реплику Зимина Чистов не ответил, продолжил:

– Во всяком случае, в гибели сына виноват он сам. В семье итак была трещина. Все проделки отца сын знал. Знал он и то, что отец собирается бросить их и уйти к молодой женщине. Отцу не было времени регулярно следить за учебой ребенка, который был предоставлен сам себе.

Однажды при случайной встрече с директором Лесуновской средней школы Кузнецов услышал нелестные отзывы о своем сыне. Василий Васильевич сказал: «Очень рад видеть вас, Сергей Васильевич. Я много раз пытался вызвать вас в школу по вопросу учебы вашего сына. По-видимому, мои устные наказы и записки не доходили до вас. Ваш сын стал учиться отвратительно, плохо. Ведет себя вызывающе, с учителями вступает в пререкания, хулиганит, многие уроки не посещает». Кузнецов слушал внимательно, пообещал: «Ну, погоди, он от меня получит по заслугам».

Трудно сказать, что происходило в семье между отцом и сыном, но, мне кажется, вспыльчивый отец не ограничился одним разговором, приложил к сыну свои кулаки и пригрозил, вместо того чтобы по-отцовски разобраться, что к чему. Не учел ограниченных способностей сына и запущенности им материала. Сказал: «Попробуй принеси еще одну двойку, убью». С криками и угрозами вышел из дому, сел в колхозный «Москвич-410» и уехал в Николаевку к Нюре Гусевой, оставив не только оскорбленного сына, но и всю семью в слезах. Если бы он остался дома, постепенно все сгладилось бы и пришло в свою колею, как обычно бывает в семейных неурядицах.