Читаем Сосновые острова полностью

Йоса уступил ему место у окна, но любоваться было не на что. Краем глаза Гильберт подмечал, как Йоса рядом с ним поглощал немыслимое количество еды, бог весть откуда взявшейся. Завернутые в фольгу треугольные пирожки с разной начинкой, которую Йоса всякий раз объявлял, прежде чем съесть: маринованная слива, тунец, некий золотой гриб, говядина, шпинат. Йоса что, так и не понял, что они пилигримы и им положено терпеть в пути лишения и тяготы? Или он перед смертью наедается? Наконец, Гильберту надоело, и он согласился съесть черный, как ночь, треугольный пирожок с крабом в майонезе.

Глушь. Леса тянулись вдоль дороги и по горам, бело-серые кроны, кучевые облака над ними. Над многополосным шоссе, над горами, над бесконечными рисовыми полями парили белые нагромождения, нетронутые, недоступные, недосягаемые, проплывал последний естественный пейзаж из водяного пара, тумана и льда, непролазный, удаленный, обрывистый, скупой и зачарованный. Слоисто-кучевые облака, размазанные лобовым стеклом междугородного автобуса, они плыли дальше, распространяя непокой, тоску и тягу к дальним странствиям.

Гильберт обрадовался, когда наконец они вышли из автобуса. Тот уехал дальше, а они вдвоем остались стоять на обочине, приходя в себя: их слегка укачало от езды и клонило в сон. Йоса, следуя своему плану, первым тронулся в путь к намеченной цели, и Гильберту ничего не оставалось, как пойти за ним.

Они покинули селение, где остановился автобус, и пошли по проселочной дороге. Должно быть, они находились теперь у подножия Фудзи, однако подножие Фудзи, очевидно, велико, и саму гору отсюда не видно. Гильберт не имел никакого представления, отчего не видно гору: оттого ли, что они уже находятся на ее склоне и никакого панорамного вида быть не может, или же оттого, что гора до самого своего снежного кратера скрыта облаками. Вокруг же был один лес, сам серый и на фоне серого неба, сплошное ничто из ожиданий и монотонности.

Йоса повернул в переулок, Гильберт — за ним. Однако это даже забавно: они похожи на маленький караван, подумалось Гильберту. Гуськом, друг за другом, держат путь через ничто. Первым — предводитель с путеводителем, следом — верблюд с поклажей. Кожаный портфель оттягивал руки, приходилось перекладывать его под мышку то с одной стороны, то с другой. Нейлоновый рюкзак, конечно, был бы удобнее. Эстетикой в определенный момент можно и пренебречь. А идти еще было далеко. Гильберт, закусив губу, плелся за Йосой и пытался сам себя вдохновить. Невзрачный переулок вел к парковке у леса. Огромная парковка посреди этого захолустья, этой глуши, была густо уставлена машинами. Брошенные автомобили, которыми давно никто не пользовался, ржавели, покрывались палой листвой — она застревала под дворниками на лобовом стекле, — колёса зарастали мхом, на сиденьях валялись сплющенные пустые пластиковые бутылки — как будто только что опорожненные — и раскрытые дорожные атласы и карты.

Автовладельцы вышли здесь и не вернулись, сообщил Йоса тоном всезнающего экскурсовода, как будто он сам — один из этих не вернувшихся, как будто речь шла о совершении подвига, который недоступен посредственностям вроде Гильберта, ибо посредственностям вроде Гильберта неведом высший смысл, заключенный в этом деянии — вот так вот бросить в глуши свою машину, вслед за ней отправиться в ничто и самому обойтись с этим миром так же, как с мусоропроводом, куда сваливают все отходы, телесно и духовно накопленные и произведенные в течение жизни.

Гильберт в раздражении вступил в лес, его злила необходимость следовать указаниям бумажного авторитета — суицидного справочника, который повел их теперь скучной пешеходной тропой, а потом и вовсе в сторону.

Черный лес захватил их, поглотил, со вздохом обступал все теснее. В этом лесу уже не от кого убегать. Огромная густая масса листвы окутала их сыростью, окружила шепотом, дыханием и шепотом, зловещим затхлым духом.

Они встретили множество запрещающих знаков. Йоса остановился у первой из табличек и перевел для Гильберта наставления, чтобы Гильберт осознал, что им предстоит: не сходить с обозначенных дорожек, иначе из этого леса не выбраться. Если же вы пришли сюда именно с подобным намерением, то еще раз вспомните, сколько всего для вас сделали ваши родители. Не надо огорчать родителей. Да и вообще общество имеет право на вас как на трудоспособную молодую силу, и для тех, кто в своем отчаянии дошел все-таки до сего места, вот номер горячей линии доверия.

Перейти на страницу:

Все книги серии МИФ. Проза

Беспокойные
Беспокойные

Однажды утром мать Деминя Гуо, нелегальная китайская иммигрантка, идет на работу в маникюрный салон и не возвращается. Деминь потерян и зол, и не понимает, как мама могла бросить его. Даже спустя много лет, когда он вырастет и станет Дэниэлом Уилкинсоном, он не сможет перестать думать о матери. И продолжит задаваться вопросом, кто он на самом деле и как ему жить.Роман о взрослении, зове крови, блуждании по миру, где каждый предоставлен сам себе, о дружбе, доверии и потребности быть любимым. Лиза Ко рассуждает о вечных беглецах, которые переходят с места на место в поисках дома, где захочется остаться.Рассказанная с двух точек зрения – сына и матери – история неидеального детства, которое играет определяющую роль в судьбе человека.Роман – финалист Национальной книжной премии, победитель PEN/Bellwether Prize и обладатель премии Барбары Кингсолвер.На русском языке публикуется впервые.

Лиза Ко

Современная русская и зарубежная проза / Прочее / Современная зарубежная литература

Похожие книги