Состояние свободы

У Милли кровь застыла в жилах, когда она услышала всю эту историю. Позже она задумалась, почему Сабина так эмоционально, с таким надрывом рассказывала ей историю мальчика, будто ей самой она приносила боль. И почему в таком случае в ее ситуации она была на стороне Вачани? На Милли нахлынула ужасная тоска, и она почувствовала себя очень одинокой. Она вдруг осознала, что не может доверять тому единственному человеку, которого она знала в этом городе и который изначально должен был стать мостиком между ее нынешней и деревенской жизнью. Когда-то она была так свободна и так самостоятельна, а все, о чем мечтала тогда, – крыша над головой, безопасность и отсутствие одиночества.

Милли была в отчаянии. Словно после телефонного звонка подозрение в том, что ее действительно держали взаперти, приобрело окончательное и неопровержимое доказательство. Еще до разговора с Сабиной Милли надеялась, что все это была какая-то ошибка, лишь временные меры или банальное недопонимание. Безнадежность обнажила эмоции. Она часто плакала, когда оставалась одна, а иногда и в присутствии Дада и Диди. Она просто не могла избавиться от этой сковывающей ее по рукам и ногам тяжести даже на то короткое время, когда ей нужно было выйти к хозяевам. Бесконечный плач Милли стал раздражать Хемали, которая до этого была спокойна и равнодушна. Теперь же она все чаще проявляла активное недовольство в адрес служанки.

– Перестань хныкать! – кричала она на нее. – У тебя что, кто-то умер? Что за прорыв водонапорной башни, а? Думаешь я из тех, кого могут разжалобить слезы?

Однажды вечером, поняв, что увещевания не возымели должного эффекта, Хемали потеряла всю свою сдержанность и ударила Милли по лицу. От неожиданности у Милли выпал из рук заварочный чайник. Он разбился вдребезги, а содержимое разлилось по полу и замочило угол ковра на полу. Взбесившись еще сильнее, Хемали набросилась на служанку с кулаками. И без того опешившей Милли вдобавок пришлось уклоняться от ударов – она забыла о своих слезах.

Ночью, лежа в темноте на кухне и слушая тихий шорох, который производили живо рыскающие тараканы, Милли почувствовала холодный, металлический привкус страха, и слезы застыли у нее на щеках. С этого момента она не могла ни о чем думать, кроме одного. Ей нужен был план побега. Но, безусловно, Вачани должны были предвидеть, что кто-нибудь рано или поздно захочет сбежать от них, и, следовательно, предприняли все возможные меры, чтобы предотвратить это. Где, где нужно искать их слабые места? Как ей выбраться отсюда? Она проверяла снова и снова прочность дверей и окон в квартире. Пока никто не видел, она просовывала руку или ногу через железные решетки на окнах, проверяя сможет ли она протиснуться между ними. Однажды ей удалось просунуть одну ногу до бедра, но она никак не могла ее затащить обратно. Вторая нога там бы вообще не поместилась. Она разорвала свои шальвар[124], чтобы получить дополнительные несколько миллиметров пространства, но ногу никак не получалось вытащить. Милли запаниковала. А что, если сейчас зайдут ее хозяева? Вдруг кто-нибудь увидит ее снаружи – сосед в окно, кто-то спускающийся на парковку или, того хуже, один из охранников? От страха и безысходности она описалась. Ей стало ужасно стыдно: лучше уж вывернуть ногу, чем оказаться найденной в таком виде. Она отклонилась назад, дергала, крутила ногой в разные стороны; кожа на ее бедрах исцарапалась, но она не замечала боли, ведь на кону была ее свобода. Разум помутился: почему она не могла дотянуться до мыла или масла; почему нельзя было втянуть бедро так же, как живот; почему она не могла никого позвать на помощь; а что, если она возьмет нож и отрежет с боков немного лишнего… и тут, потянув ногу на себя еще раз, она сумела вытащить ее из решетки. Потеряв равновесие, Милли упала на пол и ударилась головой об угол кровати.