Сотня цветов. Японская драма о сыне, матери и ускользающей во времени памяти

Из уст растерянного Идзуми вырвался набор звуков. Теперь он корил себя: что же он наделал, нельзя было оставлять маму одну; хоть как, но ее нужно было привести сюда за собой; нет: нужно было вообще не потакать ее прихотям и сразу возвращаться в отель. Придя в себя, Идзуми твердо решил, что сейчас не время рассуждать, как следовало поступить: надо искать Юрико. Он настроился и снова погрузился в людской поток.

– Мама! – кричал Идзуми, приподнимаясь над толпой. Его голос безуспешно тонул в море звуков. В этой черной гуще волнами плыли головы людей. С ростом Юрико ее легко мог захлестнуть очередной гребень. – Мама! Подними руку, если ты меня слышишь! – продолжал надрывать голос Идзуми, хотя и понимал, что ему не стоит сильно рассчитывать на ответ.

Периодически он замечал на себе взгляды темных глаз.

Они с порицанием смотрели на внезапно расшумевшегося человека. Да и несложно представить, какое клоунское зрелище он собой представлял: кричащий мужчина с высоко поднятыми в руках яблоками на шпажках. Идзуми и сам желал бы сейчас же избавиться от этих сладостей, но не в состоянии был этого сделать, петляя в толпе и пытаясь от нее отделиться.

Идзуми судорожно несся вдоль улицы, забегая в двери всех расположенных по пути заведений: он искал маму и в супермаркетах, и в караоке-барах, кафешках, сувенирных лавках. Ее нигде не было.

Во всех магазинах он вылавливал сотрудников, повторяя как заведенный: «К вам не заходила женщина лет семидесяти низкого роста в белом юката?» Все только пожимали плечами. Идзуми внезапно подумал, что мама могла сама вернуться в отель. Он тут же бросился туда. Ворвавшись в главный холл, он задавал всем попадавшимся на глаза работникам один и тот же вопрос. Но не было никого, кто бы видел Юрико.

С улицы послышался нарастающий пронзительный вой сирены, Идзуми повернулся к окнам и сразу заметил проезжавшую мимо белую карету скорой помощи. Он почуял неладное и рванул к выходу. Ему было некогда ждать открытия створок автоматических дверей, и он боком проскользнул в чуть раскрытую щелку. Оказавшись на улице, он пустился вслед за красным огнем мигалки, бегающим по кругу. Машина рассекала толпу: поток людей расступался, как воды перед Моисеем, освобождая путь.

Сирена замолчала, когда карета остановилась у палатки пункта экстренной медицинской помощи. Задние двери машины раскрылись, и оттуда выпрыгнула бригада, которая, подготовив носилки, устремилась в палатку.

Сквозь щелку не до конца задернутой двери-занавески Идзуми увидел лежавшие на кушетке тонкие ноги.

– Мама! – Он заскочил в палатку, но тут же его сердце снова обдало холодом: на кушетке лежала девушка в школьной форме.

Несколько врачей повернули к нему головы, на лицах их застыло замешательство. Идзуми, желая вырваться из пространства, заполненного чувством неловкости, в ту же секунду выбежал на улицу и рванул по проезжей части, по которой теперь шли редкие прохожие. Идзуми бежал, не разбирая дороги.

«Мама, ну где же ты? Я же говорил тебе никуда не уходить!» – терзался Идзуми. Из-под ног его доносился стук подошв традиционных деревянных сандалий, которые он не особо-то умел носить.

* * *

В одиннадцатом классе у Идзуми появилась девушка, старше его на несколько лет – студентка. Они познакомились во время подработки. Возлюбленная была не местная: она приехала с острова Сикоку и теперь жила одна в Токио на съемной квартире, в двух станциях езды от его дома.

– Ты такой классный! Может, зайдешь сегодня ко мне в гости? – прозвучало как-то во время их совместного обеда.

В тот раз у нее дома Идзуми впервые в жизни попробовал алкоголь и – в пьяном угаре – занялся сексом.

– Оставайся сегодня у меня, – предложили девушка, и Идзуми покорно согласился.

На следующий день, когда он примерно к обеду вернулся домой, мама поприветствовала его так, будто ничего не случилось. Она ни о чем не спрашивала, не выговаривала ему. В этой ситуации она не могла читать сыну нравоучения, и он прекрасно это понимал. С тех пор он стал просто пропадать у девушки. Можно сказать, вошло в норму, что он не возвращался домой по три-четыре дня.

Один раз – на тот момент они встречались уже около полугода – Идзуми пробыл у девушки больше недели. А когда он переступил порог родного дома, мама внезапно спросила:

– Где ты пропадаешь? С кем ты?..

Все это время Идзуми – пусть не совсем осознанно – ждал, когда же мама задаст подобный вопрос.

– И это ты́ еще будешь меня об этом спрашивать? – выдал сын давно подготовленную фразу. – Уж не тебе контролировать, где я и с кем.

Юрико опустила глаза в раковину. Идзуми прошел в гостиную, уселся на диван и включил телевизор. Мама возобновила мытье посуды, вздохнув: «Ты прав…»

На следующей неделе Идзуми со студенткой расстались.

* * *

Идзуми вернулся в реальность от резкого звука скользящих шин. Его ослепил свет. Он непроизвольно вытянул руки вперед и грохнулся на дорогу. Сверкающий чистотой серебристый бампер застыл прямо над кончиками пальцев его ног. Яблоки в карамели валялись на земле и в свете фар красиво переливались красным цветом.