Сотник

— Ох, Глашенька, и чертовка же ты, — осознав реакцию своего тела, не без восхищения произнес Меншиков.

— Я такая, — не без удовольствия подтвердила она. — Погоди, еще отобью тебя у твоих знатных фифочек.

— Ну, это вряд ли, — хохотнув, возразил он. — Уж поверь, женюсь я если не на княгине, то уж точно на девице из древнего и славного рода.

— А кто спорит? Женишься, конечно. Да только все одно мой будешь. Станешь убегать от благоверной, чтобы забыться со мной.

— Ох и много же ты о себе мнишь, красавица.

— Не веришь? — вскинулась бабенка.

— Я себе верю. И себя знаю.

— Знает он. Да я, к твоему сведению, у самой царевны ухажера увела. Вот!

— У какой царевны? — с ленцой даже не поинтересовался, а отмахнулся Меншиков.

— Знамо дело, у какой. Одна она у нас была. Лизавета Дмитриевна.

— Брешешь, — все так же изображая ленцу, но внутренне напрягшись, подначил денщик.

— Собаки брешут. А я правду говорю. Еще годочка три назад ее к нам на гулянье в Стрелецкую слободу привела Анюта. Оглобля стоеросовая из Огородной слободы. Там-то царевна сразу и положила глаз на Ваньку Карпова. Да только я его у нее из-под носу и увела.

— Да он к тому времени уж с великой княгиней кувыркался, — усомнился Алексашка.

— Нет, со мной он был. Та потом появилась и взяла Ваню в оборот.

— А царевна-то что же?

— А что царевна? Она к нам еще цельный год ходила, пока ее Гришка Рыбин не раскусил. Да кого хочешь спроси. Любой из слободской молодежи подтвердит.

— Так-таки и любой?

— Ну да. А стрельцы из первого Ванькиного десятка так и того больше. Царевна их все о ладушке своем пытала. Ну, они-то не знали, кто она. А то, что сохнет по нему, все видели.

Меншиков слушал Глашу и боялся поверить в происходящее. Ну не мог он простить Карпову испытанного унижения. Как не мог ничего поделать и со своей ревностью к молодому сотнику. Пусть тот сейчас сидел в каком-то крымском захолустье, а Алексашка при царе, только на днях вернувшемся из удачного похода, это ни о чем не говорило.

Подумаешь, Ванька в опале. Так и что с того? Царь-то вроде им и недоволен, а все же наградил щедро. Эвон дворянином сделал и в сотниках оставил, хотя тот уж и не полюбовник теткин. Алексашка же и любимец Николая, и уж не раз отличился, как при взятии Азова, так и в этом году, когда бились в Запорожье.

Да только особых наград не имеет. Ну получил он дворянство и стал сержантом гвардии. И что с того? Подумаешь, звание гвардейское на две ступени выше, чем в обычных полках, и он выходит вровень с Карповым. Тот-то в опале, Меншиков же обласкан, а положение одинаковое.

Алексашку даже затрясло от охватившего его возбуждения. Теперь-то он с этим выскочкой посчитается. Тут уж не его слово против слова царевны. Тут все иначе выходит, потому как за ним видоки. И даже те, кто верой и правдой служит Лизавете, теперь будут свидетельствовать против нее.

Имея на руках показания слободчан, Николай непременно прикажет провести дознание с пристрастием. Тут много чего сойдется. Царь любит и тетку, и сестру, а потому тот факт, что кто-то вертел ими как хотел, а заодно влиял и на него самого, государя сильно разозлит. И то, что Николай также завидовал успехам Ивана, послужит лишней гирькой, что потянет Карпова на дно. Нет, не выплыть ему. Нипочем не выплыть.

По телу пробежала волна возбуждения, и Меншиковым овладел такой азарт, что энергия в нем буквально вскипела. Вот только спешить не стоит. Нужно все хорошенько обдумать, чтобы не наломать дров. Опять же, на дворе стоит декабрьская ночь, и государь сейчас под бочком у любимой супруги.

А энергия и жажда действий…

Алексашка взял в ладони голову Глаши и, оторвав от своей груди, заглянул в глаза. Потом жадно впился в губы жарким поцелуем и под игривый смех в очередной раз опрокинул ее на спину.

Зима выдалась не такой уж холодной. Или все дело в южных широтах? Очень даже может быть. Иван родом с Северного Кавказа, в Крыму же бывал только летом. А потому и судить не мог. Но если сравнивать с прошлым годом, когда в декабре на пару недель замерз пролив, то эта зима куда теплее. Море-то оно вроде как и студеное, но в то же время, несмотря на январь, никакого ледового панциря.

С другой стороны, все в этом мире относительно. Оно, может, на улице и не лютый мороз, а так, морозец, да только ветер сырой и промозглый. А уж если возвращаешься из похода, где под открытым небом провел, почитай, две недели, так и подавно оценишь все прелести южной зимы. Это еще хорошо, что дождь не случился. А то и вовсе было бы весело.

Что за поход? А не получается с крымцами сидеть тихо. Одних казачьих рейдов явно недостаточно. Тех на суше осталось не так чтобы и много. Основная масса ушла с государем отстаивать Запорожье. Другая подалась в каперы. И только незначительные остатки вошли в состав гарнизонов Таганрога, Азова и Керчи.

Умывшись под Перекопом, татары решили отыграться на Керчи. Тем более что неприятностей от морских разбоев они хлебнули полной мерой. Вот и подступили к городу. Несколько дней гарнизон стойко держал оборону, нанеся татарам серьезные потери.