Серафим надолго задерживаться не стал. Как, впрочем, и пить больше одной кружки. Не с руки ему. Работы много, а какая работа, коли хмель в голове бродит. Ему же нужно контролировать обе смены. Хоть по половине, а приглядеть необходимо. И обязательно быть к окончанию каждой из них. На разрыв мужик пашет. Но передоверить мастерские некому. Вот загорелось же Николаю все бегом да скачками.
Вскоре в дом заглянул Кузьма. Иван попросил Серафима пнуть того в его сторону. Ну, тот и прикатился. Н-да. На колобка эта сушеная вобла явно не тянет. Вот же сухостой. Ест побольше Ивана, да только не в коня корм, хоть тресни.
— Ох и запахи у тебя, Иван Архипович, — не разочаровал Карпова Кузьма.
— Есть будешь? — предложил Иван.
— Буду, — не стал скромничать «нищий». — А что тут у тебя? Ага. Щи.
— На печь поставь, пусть подогреются.
— Ничего. Они еще теплые. Нормально. Миску-то дашь, Иван Архипович, иль прямо из чугунка хлебать?
— Держи, — подал ему Карпов чистые миску и ложку. — Ну и что ты скажешь о наших делах скорбных?
— Да то и скажу, что дела и впрямь скорбные, — принимаясь за еду, ответил бывший нищий.
Хм. Вообще-то он и сейчас выглядит таковым. Въевшаяся привычка, ставшая второй натурой? Очень может быть. Ну да был бы результат. А он, похоже, был. И это ничуть не радовало.
— Подробности можно? — спросил Иван.
— А то как же без них родимых. Селин Петр у тебя есть. Он в оружейной занимается сверлением стволов.
— Знаю. У нас здесь все наши слободчане трудятся.
— Ага. Очень его интересует, каким образом выделывают карбид.
— О как. Значит, способ выделки стволов он уже запродал? — с явным неудовольствием поинтересовался Карпов.
— Это вряд ли.
— Почему так думаешь?
— Да потому что купцу тот секрет без надобности. Коли у него была бы оружейная мастерская — дело иное. А так… Сверлильный станок да станок токарный. Как я понял, на пальцах тут ничего не объяснить, и, чтобы что-то повторить, нужно хотя бы малость в том разбираться.
— Ну, это так.
— Во-от, а вокруг того купца никаких таких умников не вертится.
— Ну и домница под карбид тоже не так проста, как кажется.
— Это верно. Но секрет выделки стволов он только запродать может. А вот выделку карбида и карбидок и сам сумеет наладить.
Как Иван ни пытался назвать лампы ацетиленовыми, за ними прочно закрепилось название «карбидки», как, впрочем, и в его мире. Ну да хоть горшком назови.
— Это-то да, но и сведения о станках тоже дорогого стоят. В конце концов, секрет можно продать тем же оружейникам, — возразил сотенный.
— Ну, скорее всего, он так и поступит. Но продать секрет — это срубить деньгу один раз. А если сможешь делать сам, это уже совсем другое.
— Ясно. И как звать того купчишку?
— Купчи-ишку, — пренебрежительно бросил Кузьма, а потом весомо добавил: — Купца, причем серьезного. И тебе знакомого.
— И?
— Так новгородец, Жилин такой, Игнат Пантелеевич.
— Вот оно как. Опять, выходит, объявился, в гробину его душу мать нехай.
— Надеюсь, на тот свет его спроваживать не станешь? — опасливо покосился на Ивана Кузьма.
— За то, что хотел тишком да бочком выведать секрет? Нет, конечно. Что же я, вовсе берегов не вижу? — открестился Иван.
— А как же Родион? — стрельнув хитрым взглядом и отправляя в рот очередную ложку щей, поинтересовался Овечкин.
— Кузьма, — строго одернул его Иван.
— А что Кузьма? Ты почто меня к себе прибрал? Знать и выведывать, таково мое ремесло, — пожав плечами, с легкостью отбрехался бывший нищий.
— Родион — то другое, — качнул головой Иван. — Они тогда через кровь перешагнули, чтобы батю в кабалу захомутать. Сейчас же иначе. Поэтому нужно что-нибудь удумать, чтобы Петр Селин не дергался лишний раз и место свое знал. Ну и Жилина этого как-нибудь проучить.
— А ты поговори с Петром. По душам и открыто. Понятно, что жадность мужика обуяла. Но ить сынок его старший в твоей сотне состоит. А что есть на этом свете дороже деток-то?
— Я тебя понял, — задумчиво помяв подбородок, заросший жиденькой бородой, произнес Иван. — Что еще?
— А еще — Кузьма Овечкин, — вздохнул собеседник.
— Не понял, — вздернул бровь Карпов. — Ты-то тут при чем?
— А что тут непонятного? Подошел ко мне один, предложил заработать. Да не поскупился, пятьдесят рублей пообещал и даже пять задатком дал.
— И ты взял?
— Взял, конечно, — ответил Кузьма так, словно ему задали самый что ни на есть глупый вопрос.
— Молодец, — уважительно одобрил Иван. — А теперь подробности. Кто, что, зачем?
— Иноземец какой-то. Толком пока не выяснил. Знаю только, что осел он в доходном доме Гладкова, на Рождественке, в Белом городе. Да по говору вроде как из германцев будет.
— А отчего к тебе-то подошел? Ладно бы к работнику какому, чтобы секреты выведать. Ан нет, выбрал, считай, стороннего.
— Стороннего, — подтягивая к себе копченый окорок, согласился Кузьма. — Да только ить его не мастерская твоя интересует, а ты сам. Вот оно дело-то какое. А я вроде, после того как спас тебя, и в дом твой вхож, и даже ночую порой тут. А стало быть, окромя семьи, ближе всех к тебе получаюсь.
— Отчего же, есть еще и Серафим.