Сотник

Вот эти листы. Взвесил их в руке. Нет, пока погодит. Некогда разбираться, что он вспомнил правильно, в чем ошибся. Потом как-нибудь. А вообще в архиве им и место. Часы-то сладили, и один из изобретателей под рукой. Да и в любом случае они уже появятся в этом мире. Записи же эти больше для него. Сейчас же стоит заняться иным.

Пока катался в Дедилово, успел кое-что вспомнить. И даже обсосать эту тему с разных сторон, припоминая всевозможные подробности. А вот теперь нужно поработать более вдумчиво. С помощью карандаша и готовальни. Кстати, был у него самый настоящий карандаш с графитовым грифелем. Изготовил для собственного удобства.

Кстати, для того же удобства Иван ввел в мастерской и использовал в своих записях метрическую систему. Причем подошел к этому делу без затей. Взял тот метр равным половине московской сажени. Митя начал было умничать, мол, ерунда все это. Потому как метр — и не метр, получается. Припомнил опыты с маятником и различными его показателями в разных широтах. Но Иван попросту отмахнулся. Со всеми этими истинными значениями пусть ученые разбираются. Ему же нужно привести продукцию своих уже двух мастерских да строящегося завода к единому стандарту. И предложенный вполне себе подходил.

Поначалу думал просидеть пару часов. А вышло так, что засиделся глубоко за полночь. Словно и не провел несколько дней в седле, да еще и в морозную пору. Впрочем, натурой он был увлекающейся. И если им завладевала какая идея, удержу не знал…

Поздно лег и проснулся далеко не с петухами, а лишь когда солнечный луч ударил в глаза сквозь закрытые веки. Сел на постели, устроив босые ноги на овчинной шкуре, что у него вместо прикроватного коврика. Оно, конечно, мог себе позволить купить и самый настоящий персидский ковер. Да только решил, что оно того не стоит. Зачем выбрасывать целую кучу серебра, когда овчина копейки стоит. Причем в прямом смысле этого слова.

Умылся. Помял подбородок и решительно взялся за бритву. Коли уж разводить растительность на лице, то по-человечески. А это жидкое недоразумение… Ну его к ляду. Попробовал. Ерунда получается. Хотя, надо признать, даже такая клочковатая, она по-своему оберегает лицо от мороза. С другой стороны, обходился раньше голым подбородком, вот и дальше обойдется.

Сразу после утреннего туалета — достаточно позднего, надо заметить, — подоспела Дарья с дочуркой. Они организовали ему завтрак, опять-таки поздний. Ну да ничего страшного. Сейчас поест, пройдется скоренько по мастерским, а там и в Измайлово выдвигаться. Почитай, месяц сотня без своего командира. Непорядок.

Едва покончил с едой, как к нему заявилась гостья. Признаться, ее визит серьезно озадачил и удивил Ивана. Вроде все уж порешили и определились. А тут на тебе, стоит красна девица, на каланчу похожая.

— Здравствуй, Анюта.

— И тебе здравия, Ваня.

— Только не говори, что от нее. Да и не могла она знать, что я вчера приехал.

— Она не могла. А я вчера навещала Егоркиных родителей, вот и приметила тебя на улице.

— Ну приметила. И что с того? Мы же с тобой вроде как условились.

— Ваня, совесть поимей. Извелась она вся. А ты как… как… Убег в кусты, как не знаю кто. И я тоже хороша.

— Анна, ты это брось. Любит? Значит, разлюбит. Не пара белый лебедь и серая гагара. И точка. И передай ей, что промеж нами ничего нет и быть не может.

— Скажи, Ваня, а с вами по дороге на Москву ничего не приключилось? — вдруг невпопад спросила девушка.

— А тебе зачем? — искренне удивился Иван.

— Было иль не было?

— Ну-у, случились разбойнички.

— Не третьего ли дня?

— Третьего, — растерянно ответил он.

— Около полудня?

— А ты откуда…

— Не я, Ваня. Она. Уж трижды я тому свидетельницей была. Вот так ни с того ни с сего вдруг схватится за сердце и помянет тебя в испуге. А потом вроде как успокаивается. Я о том подумала, когда узнала, как нищий тот тебя уберег от смерти. Да только мнится мне, что не он это был. Вызнала у моего Егорки, когда вы убийц Хованской схватили. И вышло в тот самый вечер, когда она впервые за сердечко схватилась. Егор же мне сказывал, что ты тогда едва живота не лишился.

— И третьего дня?..

— И третьего дня повторилось. А ты говоришь, лебедь да гагара.

— Ты, Анюта, жизни-то меня не учи. Ничего путного из того не выйдет.

— Ну так повстречайся с ней и сам скажи о том, — протягивая ему письмо, запечатанное восковой печатью, потребовала девушка.

— Передай ей, что я встречаться с ней не буду и общего промеж нами ничего быть не может, — не думая принимать послание и даже заведя руки за спину, твердо ответил он.

— Ваня…

— Все, я сказал. Сам не плаху попасть не горю желанием и вас с Егором за собой не потяну. Так что ступай, Анюта. Ступай, говорю.

Нет, понятно, что неприятности могут последовать чередой. Мало ли как может навредить все еще наследница русского престола. Нет еще у Николая детей. А потому царевна по-прежнему в наследницах значится. Вот если бы она, подобно тетке, была уже… Нет, даже не вдовой, а хотя бы замужем, то тут уж расклады совсем другие. Неприятности, конечно, могли случиться нешуточные, но варианты вывернуться все же имелись.