— Проклятье! Все катится в Бездну! — прорычал Карафа. — Что ты предлагаешь?
— Действовать. Быстро и решительно. — твердо и порывисто произнес Игнатий…
***
Иоанн Васильевич подъезжал к Москве со смешанными чувствами. Супруга его постоянно писала, сообщая о всем, что творится в городе. И даже о том, что митрополит был вынужден тайно прятаться в государевом тереме. Просто для того, чтобы ему спастись от толпы. И многое другое, описывая буквально каждый значимый шаг в городе. Однако то, что произошло, Государя удивило до крайности. Потому что на окраине ему навстречу вышел крестный ход с иконами, крестами и песнопениями духовного толка…
— Что здесь происходит? — спросил Царь, выехав вперед.
— Ласковый наш! Защитник наш! Здравия тебе Царь-батюшка! Вернулся на радость нам! — начал свое выступление протопоп Сильвестр, что возглавлял этот крестный ход.
Упал на колени и затянул «Боже Царя храни». Ту самую редакцию, что годом ранее Андрей представлял Иоанну Васильевичу. Особого хода она не получила по скромности Государя. Однако кое-кто из бояр да слуг дворцовых о ней ведал. Вот и выдал ее Сильвестру. А он не будь дураком — воспользовался в подходящий момент.
Начал он петь. А вслед за ним стал подтягиваться и остальной люд, накрученный им и его сподвижниками. И петь эти слова. Отчего Царь немало растерялся. Особенно когда кое-кто из поместных московской службы, начал слова подхватывать…
Спели.
И тут Сильвестр, подполз к коню Иоанна Васильевича и в стилистике Степана из Хитропоповки начал причитать, вещая о притеснениях великих, что творил митрополит «и свора его». А народ ему поддакивал. Гудел. Шумел…
Ловушка.
Простая и достаточно действенная.
Иоанн Васильевич прекрасно осознал, что Сильвестр сделал его заложником положения. Но сделать с этим ничего не мог. Из-за чего явившись в свои покои был вынужден отдать приказ об аресте митрополита и его людей…
— Прости, — тихо буркнул Царь Макарию, когда вечером того же дня зашел к нему в импровизированную камеру, в роли которой выступали довольно просторные и удобные палаты со всем необходимым. Но тот ничего не ответил ему. Отвернулся и уставился в маленькое духовое окошко, продолжив беззвучно шевелить губами и костяшками четок. Молился ли он на самом деле или нет — не ясно. Однако он всем своим видом дал понять — ему не до Царя, есть дела и поважнее.
А зря.
Очень зря.
Потому что Иоанна свет Васильевича это задело. Поругал бы — и то лучше было. Но нет. Он демонстративно им пренебрег. Отчего пробудил злобу и обиду. Да, Царь был достаточно осторожен и не отличался жестокостью. Но он был продуктом XVI века со всеми вытекающими последствиями. А ранее Новое время особым гуманизмом в нравах не отличалась…
Царь немного постоял. Подумал, глядя молча в затылок Макария. И не прощаясь, вышел.
Он шел сюда, чтобы объясниться. Чтобы совместно с митрополитом продумать, как им выкрутиться из сложившейся ситуации. Ведь никаких обвинений он пока не признал, пообещав во всем разобраться. Однако вместо старого союзника нашел здесь если не врага, то того, кто его презирает.
— В холодную его, — холодно процедил Государь, выйдя из палат, в которых расположили митрополита.
— Но… — хотел было возразить слуга, но осекся, увидев жесткий и решительный взгляд Царя.
— Немедленно! — прошипел Иоанн Васильевич. И решительным шагом удалился. Ни видеть, ни общаться более с Макарием он не желал…
Глава 6
Осень стремительно продвигалась, неуклонно приближаясь к зиме. Что в разгар Малого ледникового периода[1] было особенно заметно и волнительно. Так что, казалось бы — конец октября, но ощущался он уже скорее, как середина или даже конец ноября. По утрам подмораживало изредка, покрывая траву инеем. Но речная вода пока держалась и боролась за жидкое агрегатное состояние.
Люди же, предвкушающие холода, активно к ним готовились. Басню про стрекозу и муравья Андрей уже рассказал, и она обрела немалую популярность среди обитателей вотчины. Впрочем, не только ее одну, ему вообще частенько приходилось выступать спикером рассказывая разного рода истории. Где-то просто увлекательные. Где-то заставляющие задуматься. Но непрерывно. Впрочем, это уже совсем другая история.
Итак — вотчина оживленно шевелилась, бурля как вода в котле.
Располагалась она на мысу, образуемым изгибом реки Шат в том месте, где в XXI веке располагалась деревня Кукуй[2]. По правому берегу, примерно в 57 км выше по течению от тульского кремля и в 19 км — ниже Иван-озера, опять-таки по течению. Тула, правда, стояла на реке Упе, а вотчина — на Шат. Но в этом не было никакой сложности, ибо Шат являлась притоком Упы.