Сотник

— А может попы те и вовсе веру свою сменяли? — почесав затылок, спросил Савва. — Ну так, для вида крестятся, а потом черта под хвост целуют?

— Типун тебе на язык! — воскликнул Мелентий.

— А что типун? Брешут и не чешутся! — набычился Савва. — Отчего так?

— Так что братцы? — усмехнулся Иван. — Наш черт что ли выходит?

— Если и черт, то наш, — веско произнес Василий. — Айда за мной.

Произнес он и повернулся, желая было уже отправиться к Андрею. Но тот уже недалеко сидел. На лавочке. И с любопытством за ним наблюдал, вполне добродушно и с улыбкой. А вокруг него стояло дежурное отделение в броне, да при оружии.

Василий на секунду замер. Хмыкнул. И продолжил свое движение.

— И верно черт! — хохотнул Иван, хлопнул себя по бедрам.

Остальные тоже заулыбались.

— Ну что, казачки, надумали? — поинтересовался Андрей.

— Люб нам уговор, что ты предлагаешь.

— А как же награда?

— Да разве ж мы сказали тебе о ней, коли взять желали?

— Кто же вас знает? Может вы вероломны так, что даже честны, — пожав плечами, возразил Андрей, процитировав фразу из одной песенки.

— Ха! И не поспоришь. — вроде как смешливо произнес, но немало нахмурился Василий.

— Ты ведь с Вологды, верно? — спросил его Андрей.

— Верно, — кивнул старший казак.

— Сын Тимофеев из Алениных по прозванию Ермак[3].

— Да уж, ермак[4] у него что надо! — Хохотнул Иван и хлопнул старшину по животу. — Ежели надо — весь котел умнет и оглянуться не успеешь!

— Отколь сие ведаешь? — еще более осторожно поинтересовался Василий.

— Сон мне был. Видел в нем, что лет через двадцать ты со товарищами в Сибирь пойдете. И на саблю ее возьмете. А потом сгинете там. Но сон — это просто сон. Мало ли что померещится?

— Действительно, — слегка ошалело кивнул Василий.

— И верно — черт! — расплылся в улыбке Иван. А Мелентий перекрестился, жутковато поглядывая на парня.

— Не робей, я ежели и черт, то православный, — продолжал все также добродушно улыбаться Андрей. Лишь правой рукой нырнул за пазуху и извлек оттуда на показ крестик.

Мелентий сразу выдохнул.

Ведь всем было известно в эти годы, что черти крестов не носят, и не терпят ни крестного знамения, ни церквей, ни святой воды.

— А про Сибирь ты верно сказываешь?

— Сон показывает лишь одну из дорог, но их много, и каждый шаг — перепутье. Посему и выходит, что человек сам кузнец своего счастья. А двадцать лет большой срок — ковать там не перековать. Да и тот ты — не нынешний. За спиной годы тяжелой войны о который ныне и не болтают еще. Будет она аль нет — поди разбери. Посему я мню — неизвестно, что завтра будет, не говоря про годы. Ибо человек смертен. Хуже того — смертен внезапно. Был вчера, а сегодня вишневой косточкой подавился. — произнес парень, сделал паузу и добавил. — Все в руках Всевышнего.

— Такие сны не бывают пусты.

— Тогда продолжай держать свою удачу за хвост, да по сраке ее нахлестывать. Авось и вынесет куда. Главное хватку не ослаблять.

— И то верно, — задумчиво кивнул Василий по прозвищу Ермак.

Да и не только он. Все задумались от слов Андрея. И казаки, и прочие.

— Что же до награды, то я мню, можно немало позабавиться. Что этому жирному борову глупостей не болтать впредь.

— Это как же?

— Написать письмо султану. Так-то человека жалко, что повезет его. Сей мерзавец пришибет гонца. Посему нужно письмо сие на плетне прибить. Чтобы все прочесть могли и разболтать, а прежде того — на рынках торговцы в разнос потешались.

— Ха! Доброе дело! — оживился Иван.

— Доброе, — кивнул Андрей. — Только где же такой плетень найти? Чтобы повесить в одном месте, а растрезвонили на многие дни пути?

— На острове Байда, что на Днепре, есть крепостица малая. Ее князь Дмитрий Иванович из Вишневецких[5] поставил. Вокруг нее казачки вьются и кошт держат. Да и после молодецких проказ своих отходят туда. Ибо укрытие верное. Можно грамотку там на плетне прибить. Сказывают, что Дмитрий Иванович к турку имеет страсть особую, на дух его не перенося. И знакомства многие имеет у османов, так и среди прочих. Так что будь уверен — вся округа о том прознает, и до валахов дойдет, и далее. Можа и до самого Сулеймашки.

— Тогда не будем медлить, — расплылся в улыбке Джокера Андрей.

Спешно ему притащили доску восковую.

Написал.

Зачитал.

Поржали.

Обсудили.

Поправили.

Переписали на бумагу.

А после обеда Иван да Мелентий со Саввой отправились на Днепр с письмом. Ну и приглашением для казаков. Андрей хотел навербовать еще пару десятков себе легкой, легковооруженной конницы для организации нормального охранения.

Само же письмо было в целом в стилистике открытых XVII века, которыми не брезговал даже сами султаны. То есть, он, по сути, открыл новый жанр. Только в отличие от устоявшегося формата XVII века, письмо получилось вежливым. Обычно в него намного больше мата и оскорблений помещали: