— Они ведь почуяли свою силу. Болтают, что их утомили Габсбурги на престоле. Не иначе, как болтают, приняв французского золота. Если не вам, то вашему сыну и наследнику придется с ними вновь воевать. Не на жизнь, а на смерть. Причем, получив такую поддержку на востоке — они начнут это скорее раньше, чем позже. Москва и Литва — не Крым. Они смогут выставить легкой конницы намного больше. Многие десятки тысяч. И управы на нее будет не найти. Они пройдут ненасытной саранчой по твоим землям, опустошая их и выжигая дотла… Сулейман, злодей злокозненный, задумал таким изуверским образом вас вновь впутать в войну на севере. Куда более опасную и страшную, нежели раньше. А ведь он сам уже примирился с персами…
Карл сжал кулаки до такой силы, что побелели пальцы. Но сдержался от того, чтобы не вспылить и не наговорить гадостей, не подобающих его статусу и положению. К тому же слова Игнатия звучали очень здраво…
Наконец он встал.
Игнатий склонился в молчаливом поклоне.
Император подошел к нему. Поднял тому лицо за подбородок. И заглянул в самые глаза, спросил:
— И что ты предлагаешь? Как мы можем помешать Москве в ее грехопадении? Ты хочешь, чтобы я начал с ней войну? Чтобы я послал свои войска так далеко?
— О нет! Конечно, нет! Просто нужно отправить посольство. И постараться договориться с их правителем о противодействии протестантизму. Иоанн, как говорят, достаточно разумный и богобоязненный человек. Особенно если подкрепить слова дорогими подарками и интересными предложениями.
— Ты уверен, что посольство справится?
— Все в руках Господа нашего Иисуса Христа, — развел руками Игнатий, — по попытаться нужно. Ибо бездействие смерти подобно как для католической нашей веры, так и для вашего престола…
[1] Первые бердыши появились только в Смутное время и представляли собой по-сути бордексы — большие топоры на двуручном древке. Бердыши в привычном для нас понимании появились уже в 1610-1620-х годах, то есть, при Романовых. Классический же образ стрельца в цветном кафтане с пищалью, саблей и бердышом возник только при Алексее Михайловиче в середине XVII века под влиянием полков Нового строя. Под их влиянием в стрелецком войске много было нововведений, не только описанные.
Глава 9
Осмотрев диспозицию возле брода, Андрей решил от него уходить.
Очевидно, что теперь, узнав о якобы подходе всей царской армии и утрате обоза хан развернет назад всю свою армию. И против действительно большого войска, да еще и при артиллерии, как сообщили пленные, здесь стоять нет никакого смысла. Тупо расстреляют. Спокойно и вдумчиво. Без суеты. А укреплений не поставить — не из чего. Шанцевого же инструмента для земляных работ тупо не имелось…
Недалеко от брода лежало пепелище маленького сторожевого острога — передовой заставы, которую время от времени восстанавливали. А вся округа вокруг ее была открытой. За долгие годы вырубили лес, пустив на стройку и топливо, да и обзор открыли хороший. Так что, если хан подведет орудия да отгонит их от переправы — тут им конец и наступит. Потому что вырвавшаяся на оперативный простор татарская конница задавит их лютым численным превосходством.
Поэтому бросив все, Андрея загрузил убитых и раненых да барахлишко, включая спешно собранные трофеи, и спешно отчалил, направившись к следу, оставленному обозом. Столько тысяч коней сделали его очень хорошо читаемым.
Его задумка была простой как мычание — отходить вслед за обозом да искать место для удобной обороны. И такое место нашлось. Примерно в десяти верстах к северу он наткнулся на небольшую речку — Гоголь, товарку Любовши — такого же мелкого клопа с очень неудобными берегами. И брод на ней, через который обоз и ушел. А за бродом — дубрава, через которую все это чудовищное стадо и прошло по старой просеке.
Вот здесь парень и решил закрепиться.
Наличие в отряде топоров в достатке и пяти сотен здоровых мужчин открывали очень интересные перспективы. В оригинальной истории они делали засеку, оставляя высокие пни, за которыми могли укрыться.
Но он мог поступить интереснее. Он ведь имел представление о полевых укреплениях, совершенно чуждых местным. Ими он и занялся.
Деревья валили. Но нормально. Наспех обрубали ветки и стаскивали в своеобразные брустверы, подпертые изнутри часто вбитыми кольями. Понятно — если начнут стрелять из орудий — будет больно. Но каких орудий? Скорее всего у хана имелись с собой только фальконеты или что-то в этом духе. Мелочь малокалиберная для которой несколько толстых древесных стволов — серьезное препятствие.
Вот и старались, формируя нормальный толстый бруствер в человеческий рост. А за ним — подножку, чтобы можно было спокойно перезаряжаться, укрывшись, и для выстрела высовываться.
Длинный бруствер, метров в семьдесят, перегораживал выход с брода. А потом еще один — за ним шагах в десяти. Чтобы задействовать как можно больше стрелков.