— Худшее, что может случиться в державе — это Смута. Если Иоанн Васильевич не оставит потомства, которое унаследует престол после его смерти, то державу ждет беда. Во всяком случае, сейчас на Руси дела сложились таким образом, что все претенденты на престол ничтожны, кроме его отпрысков.
— Ты не ответил. Какая тебе в том польза?
— Когда Святослав умер, не уладив дела промеж братьев, Рюриковичей было мало. И они с обнаженными клинками быстро выяснили, кто из них будет править. После смерти Владимира ситуация повторилась. Однако после съезда в Любиче начался раскол и Смута. Русь распалась на мелкие осколки, которые начали отчаянно бороться друг с другом за верховенство. Отчего она ослабла, придя в ничтожество. И ее растерзали, разодрав промеж себя соседи. Даже те, кто совсем недавно и головы поднять на нее не смели. Но князья Московские смогли отчасти ее собрать обратно, скрепив своей властью. Если Смута произойдет сейчас, то это будет конец. И моя выгода в том, чтобы это предотвратить.
— Твоя? Простого помещика? — холодно усмехнулась Царица.
Андрей же пожал плечами и печально улыбнулся, не став отвечать. Однако взгляда не отвел.
Женщина прошлась по помещению. Резко обернулась и воскликнула:
— Ты лжешь!
— Зачем? — усмехнулся Андрей. — Я живу здесь. Моя жена живет здесь и мои дети. Покой и процветание державы для меня выгодны также, как и для любого здравомыслящего человека.
— Живут. Но ты можешь отъехать.
— Куда? — с какой-то жалостью спросил сотник. — В Литву или Польшу?
— Почему нет? Этим и князья не брезгуют.
— Это их дело. Я же себя не на помойке нашел, чтобы служить измельчавшим потомкам Гедиминовичей. — процедил Андрей с максимальным пренебрежением и презрением. — Да и падут они вскоре. У Жигимонта… тьфу ты, Сигизмунда, нет наследников. Мамаша его безумная жинок изводить и потомство вытравливает. Как издохнет Сигизмунд, так магнаты и развернутся в полную силу. Да уже сейчас он не Государь, а скоморох ряженый, что шагу ступить не может без одобрения магнатов. Оттого смута в державах тех только расти станет год от года.
Царица замерла, уставившись куда-то в точку на стене.
— Почему я должна тебе верить?
— Государыня, — улыбнулся Андрей, — не нужно мне верить. Но ответь, зачем мне крепость добрую ставить на земле супруга твоего? Это дорого. Это долго. Это сложно. Глупо тратить столько сил, чтобы все бросить и убежать.
Анастасия Романовна скосилась на сотника. Но промолчала.
Говорить ему о своих подозрениях в его намерении захватить власть в державе она не стала. Но парень все понял по ее взгляду.
— Глупо.
— Что глупо? — тихо переспросила она.
— Я — простой помещик. По крови. А вся эта болтовня — просто болтовня. Церковь не порушит свои догматы. К тому же я тихо сижу под Тулой и в столицу не лезу.
— Тихо?! Ты это называешь тихим сидением?!
— Я просто хорошо служу службу.
— Службу ли?
— Если ты мне не веришь, то забери мою жизнь. Вот он я. Весь в твоей власти.
Царица, чуть помедлив, кивнула и удалилась, произнеся напоследок:
— Отдыхай.
Андрей послушался и лег обратно.
Страхи Анастасии Романовны ему были понятны. Однако только сейчас он о них задумался. Серьезно задумался.
С формальной точки зрения парень являлся обычным помещиком без рода и племени. Причем даже на поместной службе он стоял всего в третьем поколении, ибо туда поверстались его деды.
Откуда сами деды взялись?
По словам дяди Фомы — из удельной княжеской дружины. Но об этом не болтали, так как там была какая-то некрасивая история. Дядя и сам ее не знал, а дед молчал как рыба. Лишь по пьяни раз обмолвился. Так что для всех — Андрей слыл безродным помещиком. Удачливым. Славным. Но абсолютно безродным.
У него имелись определенные заслуги. Но главным его ресурсом являлась слава. Серьезная, громкая слава. Так себе подспорье. Парень прекрасно знал, что слава переменчива. И толпа требует постоянного свершения подвигов, дабы ты был ею возносим.
Скорее всего Царь с Царицей тоже это понимали. И максимум что ему тут грозило — ревность Государя. Поэтому он и держался подчеркнуто скромно.
Это первая сторона медали.
А ведь была и вторая, основанная на слухах.
Молва утверждала, что Андрей — князь Всеслав. И он был вынужден играть игру, чтобы и молву не разочаровать, и открыто не начать претендовать на признание. Ведь нет ничего более ужасного, чем разочаровать толпу, от которой ты зависишь.
После той беседы в Туле и последующей попойки князья более его не задевали. И общались. Нормально общались.
Это и радовало, и пугало одновременно.
Радовало потому, что травля — не самая лучшая вещь на свете. И жить в ее атмосфере такая мерзость, что даже врагу не пожелаешь. А пугало из-за того, что выглядело все так, будто бы они его приняли и признали. Неофициально. Неформально. Хуже того, парень только сейчас отметил важный пунктик. К нему практически никогда не обращались по имени. Обходились либо какими-то необидными словами заменителями, либо вообще аллегориями.