Сотник Лонгин

– Я не хочу знать тебя, – отстранилась жена от мужа. – Ты погубил всю мою семью. По твоему приказу в пруду утопили брата моего Аристобула, ты оболгал перед синедрионом деда моего Гиркана. Теперь пришел мой черед. Что задумал, делай скорее. Не медли.

Заплакав, Мириам выбежала из спальни, а Ирод опечалился и, чтобы развеяться, устроил пир, на котором изрядно выпил, будучи в окружении своих многочисленных наложниц. Посреди веселья виночерпий вдруг упал на колени перед царем.

– Государь, царица Мириам дала мне подарки. Она уговорила меня предложить тебе, о, великий, любовное питье, – повинился слуга. Ирод быстро протрезвел и, рявкнув на своих наложниц, велел всем оставить его. После чего он учинил допрос виночерпию, схватив его за бороду:

– Что это за питье? Отвечай, собака!

Слуга порядочно струхнул, но все-таки смог дрожащим голосом проговорить хорошо заученную фразу:

– Царица Мириам дала мне нечто такое, чего я не знаю. Но я почел своим долгом предупредить тебя, о, великий!

И тогда, преисполнившись лютой ярости, Ирод вызвал к себе начальника тайной стражи и велел ему схватить наиболее преданного Мириам евнуха. Того человека бросили в застенки страшной Антониевой крепости. Ночью Ирод по каменной винтовой лестнице спустился в глубокое подземелье, тускло освещенное настенными факелами. Из глубин вертепа до его слуха долетали вопли страдальца, а в воздухе витал запах жареного мяса…

Ирод вошел в пыточную камеру.

– Я ничего не знаю, – кричал несчастный, искалеченный еще в детстве мужчина. Он висел на цепях, а палачи жгли его каленым железом.

– Не лги, собака, – спокойно возразил Ирод. – Не могла она без тебя ничего предпринять.

Он кивнул, и палачи вновь приступили к истязанию. Тогда евнух, тело которого было сплошь изуродовано чудовищными ожогами, взмолился:

– Не надо. Прошу вас. Государь, я правду говорю. Про зелье ничего не знаю. Царица все время только жаловалась на тебя, ссылаясь на слова Соема…

– Подождите, – остановил палачей Ирод. – Продолжай. Что тебе говорила царица?

– Государь, Соем проговорился о данном тобою перед отъездом к Кесарю поручении…

Не успел евнух договорить, как царь пришел в ярость:

– Он не осмелился бы на измену, если бы Мириам не отдалась ему. Обоих… заговорщиков казнить. Мириам – предать суду!

Соема в тот же день казнили, а Мириам под конвоем привели на заседание синедриона. Судьи заслушали показания свидетеля – виночерпия, которого научила и подготовила Саломея, сестра Ирода. Царь, поверив клевете, разодрал на себе одежды и в бешенстве закричал на жену свою:

– Я любил тебя, я одаривал тебя. Ты была моей единственной женою! Ты была всем для меня, ты была моею жизнью! И как ты, злодейка, отплатила мне за мою любовь?! Нашла себе любовника, и вместе вы решили отравою извести меня! Ты не заслуживаешь милости… Будь ты проклята!

До сих пор Мириам стояла, потупив взор. Теперь же, услышав проклятья от мужа, которому всегда была верна, она зарыдала. Когда смолкли звуки яростной тирады Ирода, синедрион единодушным голосованием объявил царицу виновной и вынес ей смертный приговор. Осужденную под конвоем выводили из зала заседания. В этот миг Ирод ненароком взглянул на Мириам и, увидев ее глаза, полные слез, внезапно пожалел о своих словах и раскаялся в содеянном. Сердце его сжалось от боли, в груди полыхнул прежний огонек любви. Тогда он подозвал главу синедриона и осведомился у него: «Владыко, нельзя ли повременить с исполнением приговора?»

Мириам бросили в темницу. Царь пытался забыться, предаваясь увеселениям, но Саломея, сестра Ирода, повсюду сопровождая брата, при всяком удобном случае напоминала ему:

– Смуты не миновать, ежели эта хасмонейка останется в живых.

Итак, душой Ирода владели две страсти и, в конце концов, страх потерять власть пересилил другую страсть. Ирод с горя напился вина и отдал приказ о казни Мириам…

Настало роковое утро. Солнце поднялось над крышею храма Зоробабеля. Женщина с растрепанными волосами, скованная цепями, в одной грязной сорочке длиною до пят босыми ногами шла на место казни по каменной мостовой. Жители Ерушалаима сокрушенно качали головами, многие иудейки плакали, провожая свою царицу до площади в долине Тиропион, где было воздвигнуто возвышение с виселицей. Мириам глядела мутными глазами перед собой и за все время мрачного шествия не проронила ни звука. Внезапно тишина была взорвана женским криком:

– Неблагодарная! – на улицу выбежала Александра, мать Мириам. – Неблагодарная! – вопила она. – Ты гибнешь по заслугам, ибо злом отплатила мужу на его добро. Царь тебя любил, души в тебе не чаял. А ты, гадкая мерзкая женщина! – с этими словами мать вцепилась в волосы дочери. Конвоирам едва удалось оттащить ее в сторону. Дочь ничего не ответила на упреки матери, только окинула ее презрительным взглядом, а вскоре бесстрашно взошла на эшафот. Ее бледные уста шептали слова молитвы Шма: «Внемли, Израиль! Господь – Бог наш, Господь – один! И люби Господа, Бога твоего, всем сердцем твоим, и всей душою твоей, и всем существом твоим».