Сотник Лонгин

Юноша покинул храм, провожаемый злорадными насмешками своих сверстников – атраванов, младших жрецов храма. Когда он скрылся из виду, вперед выступил почтенный старец, которого звали Хушедар. Был он хранителем Авесты, священного писания, передаваемого из поколения в поколение из уст в уста.

– Заотар, не слишком ли ты был суров к юноше?

– Учитель, он поплатился за свою дерзость и ослушание, – сухо отозвался Заотар, – и понес справедливое наказание.

– Ты отлучил его от службы и обрек на голодную смерть. Такой ты видишь справедливость?

– Он вознагражден по заслугам, – твердо стоял на своем Заотар и, не глядя ни на кого, добавил. – Учитель, я с глубоким уважением внимаю к твоим словам, но не проси меня за этого недостойного…

– Истина – наилучшее благо, – так сказано в Писании, – продолжал Хушедар. – Отец этого юноши был почтенным человеком и слыл великим звездочетом. Верно, он обучил своего сына искусству предсказаний по звездам. Юноша не лгал – Ормазд и Кейван соединились. Если сбудется его предсказание и явится звезда царя, ты должен будешь вернуть его… во имя Истины.

– Да будет так, – мрачно усмехнулся Заотар, мысленно рассчитывая на то, что слова мальчишки никогда не сбудутся. В этот миг один из служителей храма вошел в палату и что-то шепнул на ухо главному жрецу. Тот поднялся с места и торжественно возгласил:

– Рассвет уж близок. Выйдем же к народу, братия!

Гасли звезды на светлеющем небе. Жрецы во главе с Заотаром поднялись наверх, встав у подножия круглой башни, откуда площадь внизу представлялась белым морем, или снегом покрытой равниной.

Потухли костры. Кругом воцарилась тишина. Природа замерла, – ни дуновенья ветерка, ни хлопанья крыл ночных птиц, – как будто в ожидании чего-то необыкновенного, великого и волшебного. Почитатели Господа Мудрого, – все как один, – обратили свои взоры на небо, освещенное алою зарею. Сердца людей забились чаще в предвосхищении того радостного и незабываемого мига, знаменующего победу света над тьмой.

Восток алел, а вскоре из царства мрака пробился первый луч божественного светила, затем явился верхний краешек солнечного диска, торжественно и неспешно выплывающего на поверхность земли.

Сияние нового дня достигло Вавилона, града богов, и сквозь отверстую дверцу проникло в круглую башню, венчающую древний зиккурат. И, кажется, свершилось чудо. Каменная башня превратилась вдруг в подобие гигантского факела, – ее вершина вспыхнула и запылала, над нею взметнулся столб пламени. Белая площадь огласилась единодушным ликованием. Люди, махая веточками тамариска, запели великую мантру, прославляющую Творца:

Как Господин Бытия достойный,

Как Глава всего сущего в согласии с Истиной,

Предается звание Отца Благого Помысла,

Всего творения Мудрому

И Власть над ним – Господу,

Которого поставят Пастырем над бедными.

Огонь над башнею горел около четверти часа, а затем потух сам собою. Дверца, ведущая в святая святых, затворилась до следующего Нового года. Солнечный диск во всей своей красоте и полноте явил себя взору почитателей Господа Мудрого. И где-то в отдалении семь раз пропел петух.

***

Азербад вышел из храма в крайне подавленном состоянии духа. Он сгорал от стыда и брел, понурив голову. Ему казалось, что все знают о его позоре. Потому он прятал глаза от идущих навстречу, – толпы одетых в белое людей с ветвями тамариска радостно шествовали по улицам города по направлению к храму Огня. Юноша не видел ничего перед собой. Все было как в тумане. Ноги сами несли его за город. Остались позади сложенные из кирпича храмы древних богов Вавилона, царские дворцы с фонтанами, величественные ворота Иштар, облицованные синей плиткой и украшенные барельефами. Теперь все чаще попадались глинобитные хижины бедняков, живущих на окраинах. Вскоре и они миновали. Азербад шел по дороге, ведущей к древнему Сиппару. Он вдруг остановился и только теперь заметил, что солнце давно взошло, а это значило, что наступил новый день и Новый год. Звуки праздника долетели до него издалека. Он обернулся и увидел круглую башню зиккурата, которая нависала над городом. Горькие воспоминания вновь нахлынули волною, припомнились гневные слова Заотара: «В святилище не место такому, как ты…»

«Я отлучен от службы, – вслух проговорил юноша. – Что же я натворил?! Господь, – глядя на взошедшее солнце, крикнул он громко, выплескивая наружу всю боль своей души. – Господь, за что ты покарал меня? Я служил священному огню, но Ты наградил меня безумием».