Сотовая бесконечность

Семён укрепился почти что на верхушке и пытался теперь разглядывать округу. В скудной на деревья степи основание верхней ветви тополя, на котором сидел козак, являлось самой высокой точкой. Имея с младых лет истинно нечеловеческую зоркость и в придачу дар видеть в темноте, Семён прослыл лучшим смотровым на Запорожье и получил прозвище Острое Око.

Но даже ему в эту ночь трудно было дозорничать, и хлопец нервничал. Ветер в поле разгулялся не на шутку и будто нарочно раскачивал гибкий ствол, пытаясь скинуть запорожца. Дозор уже сводился к тому, чтобы просто удержать себя на дереве. Вдобавок плотные тучи затянули ночное небо, так что луны со звёздами сегодня не было видно. Тьма стеной стояла перед глазами, и даже кошачий талант, зрение ночное, сейчас не помогал.

А мысль о том, что, случись гроза, молния перво-наперво ударит в верхушку дерева, отгоняла все остальные, не позволяя сосредоточиваться. С первыми каплями дождя козак стал серьёзно подумывать о том, чтобы спуститься. Правда, оглядывать закреплённый за ним участок снизу – хлопотно, и толку с того мало. Все эти рукотворные валы, ямы, канавы… Отряд, конечно, незамеченным не просочится, а вот одиночный лазутчик может. Ответственность же за вверенный ему участок больно велика – как-никак основной подступ к Сечи…

И Острое Око решил сидеть до последнего.

Дождь передумал и успокоился; ветер погнал тяжёлую хмарь в края басурманов и, словно после недельной жнивы, сразу сник, уснул. Семён несказанно обрадовался такой перемене и, поблагодарив за это Деву Марию, настроился внимать. Не довелось.

Крепкая ладонь постучала по стволу тополя. Звонкий пронзительный хлопок, три раза. Значит, прошляпил. Впервые в жизни. Почему не стреляют, может, свои?!

– Здоровья тебе и долгих лет жизни, Семён Острое Око!

Показалось, или действительно Острое Око прозвучало больше как издёвка, а не второе имя? Но всё-таки голос был знакомым, хорошо знакомым, и на душе смотрового отлегло. Он юрко спустился на землю, полный намерений отвесить шутнику затрещину. Тут же передумал, вспомнив, с кем имеет дело.

– Ну, Жук, ну точно – ж-жук ты, правду люди говорят, – шипел и ругался Семён. – Ты как, плут, умудрился пробраться, под землёй, что ль?

Здоровый, высокий козак со смоляным оселедцем приличной длины на жука был похож мало.

– Не брани своих, козаче, гнев, он и в бою без надобности.

От Жука сейчас исходили спокойствие и сила, но могла и угроза. Один взгляд этого мужчины мог вызвать как умиротворение, так и панический ужас.

– И себя не брани, Семён, ты же знаешь, что я могу пройти сквозь любые посты и кордоны незамеченным, к тому же твой пост оказался самым нелёгким. Всё-таки силён наш брат. Как я ни пытался согнать тебя с дерева – не вышло, молодец козак! Только признайся: были слабые мысли?

– Ой, были, Жук, были, борюсь с ними пуще чем с врагами!

Оба рассмеялись, пожали друг другу руки и обнялись. Семён через плечо старого боевого товарища заметил две фигуры шагах в полусотне, стоявшие по пояс в густой траве. То ли Жук почувствовал, как смотровой напрягся, то ли и вправду умел читать мысли, как многие характерники, но не успел Семен открыть рот…

– Это я их привёл, они со мной, – успокоил Жук, не убирая ладоней с плеч товарища. – Хорошие хлопцы и дюжие воины, а нам сейчас каждый козак на вес золота. Не глупи, Око, для пользы ж дела стараюсь.

Дозорный присмотрелся. Двое были похожи на кого угодно, только не на козаков. Убранство не запорожское, волосы не так стрижены и ружья неизвестные. Он вздохнул и засунул пальцы за толстый ремень, недалеко от пистолей.

– Некрасиво получается, характерник, ты преднамеренно крадёшься незаметно, дабы я не поднял дежурный курень, ведёшь с собой чужаков… Я думаю, мне пора кукарекать.

– Ты прав, дружище, как поп в церкви. Я же подошёл к тебе, дозорный. А зачем дёргать хлопцев перед тяжёлым походом? И разве мало мне веры? Я за этих двоих ручаюсь.

– Но порядок есть порядок.

– Согласен, поэтому я сейчас иду прямо к писарю, и он заносит моих людей в реестр сечевиков, а утром они выступят вместе со всеми. Конашевич затеял славную, но трудную битву, и нельзя никем пренебрегать, тем более такими справными хлопцами.

Нельзя нарушать устав. Вот это Семён знал точно. Но и боевой маг был прав, и сейчас, когда важна каждая боевая единица, каждая минута сна, каждая пуля, возможно, стоило бы сделать исключение. Но смотровой, против своей воли даже, таки дал сигнал. Жук понимающе кивнул, улыбнулся и махнул чужакам, чтоб подходили.

– Ты много добрых козаков привёл на Сечь, один Косыга чего стоит! – повинно склонив голову, молвил Семён. – Но, как говорил Конашевич, даже ему не позволительно преступать воинскую дисциплину.