Сотрудник ЧК

В хате у Маруси произошел крупный разговор. Илларионов с места в карьер напал на Алексея. Он исчерпал весь запас «красивых» слов и юридических терминов, обвиняя его в медлительности, в неумении работать, в том, что он не желает признавать дисциплины и все стремится делать самостоятельно, не согласовывая своих действий с ним, начальником опергруппы, который несет ответственность за все.

Приходилось признать, что в его претензиях есть известная доля справедливости. После первого разговора, когда позиция, занятая Илларионовым, едва не поставила всю операцию под угрозу провала, Алексей не слишком баловал его доверием. Он, правда, сообщил ему через Храмзова о встрече с Марковым на острове и о маневре с картой, но подробности этого маневра Илларионову пришлось выяснять самому у начальника штаба. Что же касается постоялого двора, куда Сева водил его вчера, то о нем Алексей и вовсе не упомянул, боясь, как бы пылкому начальнику опергруппы не вздумалось немедленно затеять облаву.

– Отвечаю я за операцию или не отвечаю? – кричал Илларионов. – Кто должен делать ко-ор-ди-нацию, гм… не я, черт меня побери?!

Алексей молчал: расскажи он о своих опасениях – Илларионов полезет в бутылку, и тогда договориться будет совсем невозможно.

Положив локти на стол, Величко устало глядел мимо начальника опергруппы, поглаживал рубцы на своей двупалой руке, и было непонятно, как он относится к сказанному. Другое дело Воронько. Этот слушал во все уши и кивал головой, когда Илларионов произносил свои излюбленные словечки: «координация», «согласованность операций» и «взаимодействие». Завзятый книжник, он питал уважение к людям, умевшим красиво выражаться.

Величко дал Илларионову выговориться досыта. Когда тот кончил и с шумом опустился на табурет, уверенный, что вконец разгромил Алексея, он опросил:

– Все? – И повернулся на скамье: – Докладывай, Михалев, по порядку.

Вид у Величко при этом был такой, будто разговор только начинается. По-видимому, Володя успел уже кое-что ему рассказать.

– Верно, не все передавал Илларионову, – начат Алексей. – Может, я и не прав, но только…

– По существу говори, обрисуй обстановку, – оборвал его Величко, чем сразу привел Илларионова в замешательство. Казалось, его ничуть не интересовали взаимоотношения его подчиненных.

Алексей подробно доложил, что произошло с момента его отъезда из Херсона, о явочной квартире, на которой встретил Смагина, о поручении взорвать штаб и о сведениях относительно предстоящего контрнаступления белых. Сделано было немало. Это понимали все, даже Воронько, только что восхищавшийся красноречием Илларионова. И когда Алексей сказал, что слишком поспешные действия, а также слежка, установленная за Федосовой и уже замеченная ею, могут все погубить, Воронько первый согласился с этим.

– Лихорадка у тебя, что ли, Семен Степаныч, – сказал он Илларионову. – Говоришь красиво, а у самого точно-те шпильки в заду, ей-богу!

– Спросите у него лучше, почему я только теперь обо всем узнаю! – закричал Илларионов, покрываясь красными пятнами.

– После! – нахмурился Величко. – Ну-ну, Михалев…

– Почему, например, нужно обойти явки, предупреждать? – продолжал Алексей. – Думаю, они, кроме взрыва, еще что-то затеяли.

– Адреса явок знаешь?

– В том то и дело, что нет! Адреса получу, когда и взрывчатку. Понимаете, товарищ Величко, самые важные сведения поступят только в последний момент!

– Да-а… Надо ждать…

Снова раскричался Илларионов, обвиняя Алексея. За Алексея вступилась Маруся, Храмзов поддакивал ей. Воронько что-то неясно гудел в усы.

Величко отсутствующим взглядом скользил по их разгоряченным лицам, тискал пальцами нижнюю губу. Наконец, шлепнув ладонью по столу, водворил тишину.

– Раскудахтались, стыдно! У тебя, Илларионов, одна забота: свой фасон соблюсти, а в деле фасон забывать надо, не на пользу это. Сообщал тебе Михалев, что сделано? Сообщал. Знал ты, в какую он кашу залез? Знал. Чего тебе еще? Ему помогать надо было, а не контролировать. Чтобы человек уверенность чувствовал. Не перебивай! Мне копаться в вашей сваре некогда. В Херсоне будет время – разберемся… До конца операции остались считанные дни. На это время всю группу беру на себя. Завтра посмотрим, кого ты нахватал, Илларионов, половину, должно, выпустить придется, знаем твои манеры! Слежку за Федосовой уберем. Храмзов как ходил за Михалевым, так пусть и ходит. Он при случае и за Федосовой присмотрит. Теперь главное – спокойствие, словно мы и не подозреваем ничего…

Величко отдал еще несколько распоряжений и велел расходиться. Проводить Алексея до калитки вышли Маруся и Воронько. Во дворе Воронько сказал:

– Соскучал я по тебе, парень! Поговорить даже толком не пришлось. Ты как, здоров?

– Как видите, Иван Петрович.

– Вижу, молодцом! Смотри, не сорвись!

– Нет, он не сорвется! – сказала вдруг Маруся с такой горячей уверенностью, что Воронько удивленно хмыкнул.

ПОСЫЛКА ОТ МАРКОВА

Белая тряпка на окне почты появилась через день, утром.