Социализм для джентльменов

Не следует предполагать, что капитализм имеет больше защитников, чем коммунизм, если под защитником подразумевать человека, который понимает, за что он стоит. Народ привык к капитализму, вот и все; и потому он имеет много последователей. Когда капитализм будет забыт и народ привыкнет к коммунизму, этот последний также будет иметь многочисленных приверженцев. А пока те группы, которые желают изменения общественного строя, с решительностью, достаточной для того, чтобы посвятить себя проведению их в жизнь, будут поступать так, как всегда поступали такие люди, т. е. будут стремиться к власти, чтобы навязать миру свою волю. Но эти группы нуждаются одновременно в сочувствии и поддержке: мало, конечно, удовлетворения даст вам навязывание коммунизма вашему соседу, ненавидящему вас и ваш коммунизм, хотя бы вы считали коммунизм исключительным благодеянием. Пока вы не внушите стремления к коммунизму, такого же страстного, какое имеется у вас, вы не только не можете быть счастливы, но и не можете быть уверены в своей безопасности. Вот почему русские коммунисты так настойчивы в своей пропаганде коммунизма, хотя меры военного и гражданского насилия, которыми они пользуются против контрреволюции, ничем не отличаются от насильственного навязывания коммунизма своим подданным. Подобно английскому офицеру, который скажет вам, что если бы Англия отдала Индию индусам, то Индия немедленно была бы опустошена гражданской войной, ведущей к хаосу, русский красный офицер скажет вам, что если бы большевики отдали Россию кулачным бойцам контрреволюции и пустым доктринерам – болтунам конституционных демократов, Россия вернулась бы к царизму (о котором так жалеют великие княгини и просто княгини в Константинополе и Лондоне), при котором женщины годами просиживали в крепости за то, что учили детей читать (чтобы они не могли читать Маркса), рабочие жили в подвалах и зарабатывали 1 фунт четыре шиллинга в месяц, а милые княгини могли за четыре пенни нанимать извозчика в оперу. Они могут подкрепить свое утверждение указанием на контрреволюционный Владивосток и на великую республику капиталистической свободы на Дальнем Западе, где восемнадцатилетние девушки приговариваются к пятнадцати годам заключения за распространение нелестных для капитализма листовок. Я не произношу здесь никакого приговора над британским белым офицером, или над русским красным офицером, я только говорю, что когда так называемая классовая война разразится в Англии (а я боюсь, что наши белые собственники не уступят без борьбы даже если Рабочая партия будет иметь в парламенте 600 голосов), белые и красные будут спорить точно таким же образом, и сбитый с толку рядовой обыватель, не имеющий ни знания ни убеждений, будет напрасно бросать в урну свою реакционную записку.

Однако, в настоящее время капиталисты могут еще бодриться. Они имеют на своей стороне колоссальную инерцию установленных учреждений; детские души в школах находятся в их руках. На их стороне так называемые представители умственного труда; недаром Троцкий, на глупый упрек, что он зовет на службу и хорошо оплачивает специалистов (точно коммунизм означает организацию промышленности без мозгов и опыта), ответил: «Да, но сперва нам пришлось хорошенько их выпороть». Даже наши инженеры с высшим образованием, зарабатывающие меньше, чем простой монтер, боятся коммунизма, который довел бы их заработок до уровня заработка простого монтера.

Мое прямолинейное рассуждение, которое могло бы быть опасно (а в таком случае оно было бы излишне), если бы люди были политически интеллигентны, и рабочий класс не был бы превращен в торгашей до мозга костей двумя столетиями рабства заработной платы, – упадет в море политики лидеров труда, как камышек, брошенный мальчиком со скалы в море. Рабочие лидеры будут по-прежнему потрясать оружием забастовки. Трэд-юнионы, убедившись в несостоятельности тройственного союза, создадут союзы еще большей численности, так, чтобы провести в жизнь возможно полное приближение к всеобщей забастовке и тем сделать неудачу вполне несомненной. Многие из них верят, что тройственный союз мог бы иметь успех, если бы его организаторы решились выстрелить из пушки, которую они так тщательно зарядили.