Социализм для джентльменов

К несчастью, господину Дэли пришлось уже испытать обычную участь тех, которые направляют общественное внимание на доходы сутенеров и на удовольствия развратников. И он вместе со мной был предан суду Линча. Прошли месяцы, раньше чем приговор суда освободил его; и даже тогда, когда следствием этого явилось осуждение прессы, которая к этому времени сократилась и устыдилась своей оргии, все-таки торжество Дэли получило несколько неприятную и нежелательную известность. За это время он не имел возможности приблизиться к какому-нибудь американскому городу, – и даже к тем городам, которые прославляли его, как защитника семьи и домашнего очага, когда он играл «Candida», – без того, чтобы не столкнуться лицом к лицу с вопросом, можно ли матерям позволить своим дочкам присутствовать на представлении таких пьес, как, например, «Jon never can tell», принадлежащих перу автора «Промысла госпожи Уоррен» и представляемых таким чудовищем, который ставил названную пьесу. Все это сделалось еще более невыносимым, когда журналисты, виновники всего несчастья, не принимая во внимание достоверность того факта, что моральное недоверие к театру всегда имеет своим следствием материальный неуспех, усердно льстили этому пороку! и льстили в предположении, что это очень доходное. и популярное занятие, что мы, т. е. господин Дэли и я, как эксплуататоры порока, должны были составить колоссальное состояние из тех упреков, которыми мы были завалены, и что мы именно для этой определенной цели просто сами вызвали эти упреки и с радостью их приветствовали. Незнание действительной жизни вряд ли может идти еще дальше.

Господин Дэли, устоявший против бури, может быть, сможет совершенно снять с своей души камень, предвкушая новые успехи в пьесах более молодых авторов. Но в моей душе есть места слишком чувствительные. Я не могу переносить слова «дрянь». Если его применяют по отношению к моему произведению, я могу себе позволить улыбнуться этому, так как свет улыбнется вместе со мной; но применить его по отношению к женщине с улицы, душа которой такой же конструкции, как и наша душа, и тело которой не менее свято, чем наше тело, и затем посмотреть в лицо нашим женам и после этого не пойти и не повеситься: это не принадлежит к числу простительных грехов.

Сейчас же после того, как я написал это, пришло из Америки известие о том, что одна из руководящих нью-йоркских газет – одна из тех, которая, грубо издеваясь, требовала запрещения «Промысла госпожи Уоррен» – строго наказана за то, что источником части ее доходов являлись публикации уорреновских домов.

Многие были изумлены тем фактом, что сценические развлечения, которые не скрывают своего намерения действовать на зрителя эротически, везде терпимы, в то время, как на пьесы, производящие совершенно противоположное действие, ужасно нападают такие лица и газеты, которые по отношению ко всем другим вопросам морали совершенно равнодушны. Это можно объяснить совершенно просто. Доходы от промысла госпожи Уоррен поступают не только в ее карман и в карман сэра Джорджа Крофтса, а ими пользуются также и владельцы домов, в которых обитают эти люди, те газеты, в которых они помещают свои объявления, рестораны, в которых они едят, короче говоря, – все те промыслы, в которых они являются потребителями, не говоря уже о чиновниках и власть имущих, которых они заставляют молчать вовлечением в соучастие и взятками. Если причислить еще к ним тех работодателей, которые используют дешевый женский труд и тех акционеров, дивиденды которых зависят от этого (таких людей можно найти везде, даже на судейском кресле и на самых высших должностях государства и церкви), то образуется большой и значительный класс людей, сильно заинтересованных в том, чтобы защищать промысел госпожи Уоррен и также сильно заинтересованных в том, чтобы скрывать действительные источники ее доходов, как от собственной совести, так и от людей. И именно эти же люди заявляют, что женщин гонит на улицу не бедность, а женская порочность, как будто порочные женщины с обеспеченным доходом когда-либо шли на улицу. Эти лица держат себя по отношению к эротическим пьесам снисходительно или равнодушно, но поднимают страшный крик о морали, протестуют по поводу постановки «Промысла госпожи Уоррен» и тащат артисток в суд, где их оскорбляют, запугивают и где им угрожают за то, что они исполняют свои обязанности. Так как, надо себе заметить, что благоприятное для пьесы судебное решение не положило конец этому скандалу в Нью-Йорке. В Канзас-Сити, например, муниципалитет, чтобы предотвратить постановку этой пьесы, основывался на местных законах против непристойности, обходя таким образом законы Соединенных Штатов. Артистку, игравшую роль госпожи Уоррен, пригласили в суд и предложили ей и ее коллегам на выбор, – или оставить город, или же быть привлеченными к ответственности в силу этих местных правил.