Социализм. История благих намерений

И еще одно интересное наблюдение Троцкого, которое стоит принять во внимание: «Народный комиссар земледелия говорил в конце 1935 г.: “до последнего времени мы имели большое сопротивление со стороны кулацких элементов делу выполнения государственного плана хлебозаготовок”. Это значит, другими словами, что колхозники в большинстве своем считали “до последнего времени” (а сегодня?) сдачу зерна государству невыгодной для себя операцией и тяготели к частной торговле. В другом порядке о том же свидетельствуют драконовские законы для охраны колхозного достояния от расхищения со стороны самих колхозников. Крайне поучителен и тот факт, что имущество колхозов застраховано у государства на 20 миллиардов рублей, а частное имущество колхозников – на 21 миллиард. Если это соотношение не означает необходимо, что колхозники, отдельно взятые, богаче колхозов, то оно во всяком случае означает, что колхозники более заботливо страхуют свое личное имущество, чем общее» [367]. Удивительно, как верно подметил Троцкий, что о своей собственности люди будут заботиться больше, чем о ничейной, и как важен этот фактор человеческой природы в нашей экономической деятельности. Жаль, что сам Троцкий все-таки был сторонником форсированной коллективизации и противником нэпа. Его критика коллективизации была вызвана личным конфликтом со Сталиным, а не искренней обеспокоенностью состоянием страны.

Тем не менее глобальная задача коллективизации была решена. Крестьянство, столь опасное для социализма в силу своей мелкобуржуазной природы, было, в сущности, уничтожено. Если еще в 1918 г. в России насчитывалось свыше ста миллионов крестьян, многие из которых относились к середнякам и кулакам, то к концу правления Сталина от них не осталось и следа. Уже в 1937 г. крестьяне-единоличники и сельские кустари составляли жалкие 5,9 % от всего населения, а к 1956 г. – 0,5 % (табл. 5). Заменившие их колхозники и работники совхозов были сельскими пролетариями, оторванные от крестьянской социально-экономической основы (собственный скот, орудия труда, участок земли, церковный приход). В последующие годы, уже после смерти Сталина, колхозы продолжили укрупняться и окончательно потеряли всякое подобие с крестьянской общиной. Они управлялись уже не выборными (хотя бы формально) председателями из местных крестьян, а профессиональными управленцами, происходившими из региональных центров и удобными властям для контроля над огромными сельскохозяйственными предприятиями.

Таблица 5

Изменение социального состава населения СССР в результате проведения социалистической политики, в %

* Резкий рост рабочих и служащих с 1937 по 1939 г., по всей видимости, связан с репрессиями против демографов, чья перепись 1937 г. была признана «вредительской» [56].

Сталинская индустриализация: не догнать и не перегнать

Когда с нэпом было покончено, на замену ему пришла сталинская политика форсированной индустриализации и коллективизации крестьянских хозяйств. Во всяком случае, к такой периодизации мы привыкли. Это очень важная веха в изучении истории социализма, даже можно сказать, что в многовековой истории социализма это важнейшая эпоха. Ведь индустриализацию преподносили как триумф социализма, официально высокие темпы роста экономики – как преимущество плана над рынком. Более того, индустриализация рассматривается как подготовка к самой ужасной войне в истории человечества – войне с Третьим рейхом. А раз так, то успехи или неудачи мощных процессов, проходящих в СССР в конце 1920-1930-е гг., имеют метафизическое значение. Если успех был умеренным или если успеха не было вовсе, то ничего, кроме провалов, в истории социализма нет, а миллионы пострадавших от репрессий были напрасны и неоправданны. В наше время заявляют даже, что Сталин готовился к войне 20 лет, хотя, как он мог это делать с 1921 г., не совсем ясно.