Социализм. История благих намерений

Нам могут возразить, что сотни тысяч расстрелов в годы Большого террора были трагическим исключением, а не правилом; злоупотреблением властью наркома Ежова и т. п. Кроме того, нам скажут, что нельзя считать казни в годы войны (но мы их уже посчитали для всех, а не только для СССР). Что ж, давайте ради интереса попробуем не учесть эти два периода. Тогда у нас получится цифра в 63159 человек с 1923 по 1953 г. – это все равно больше, чем в США, Российской империи, Франции, Италии и Великобритании, вместе взятых, за сотни лет практики смертной казни! Более того, расстрелы сталинской эпохи мотивировались идеологическими соображениями исполнительной власти и идеологизированностью самого советского общества. Поиск врагов народа приводил к попаданию в их список людей, не совершивших никакого преступления даже с точки зрения буквы закона. Как пишет исследователь политических репрессий Олег Мозохин: «…хотелось бы сделать уточнения о доле политических репрессий по материалам данной статистики. По отчетам ВЧК – ОГПУ в период 1918–1927 гг. их доля составляла приблизительно 30 % от общего числа осужденных, в 1928–1934 гг. – несколько более 50 %: в первую очередь сказались процессы по вредительству в промышленности и коллективизация сельского хозяйства (раскулачивание). В 1935–1936 гг., по словам Ежова, только 20 % общего количества преступлений относились к тяжким уголовным и политическим, на самом деле по статистическим данным – 30 %. В 1937–1938 гг. политические преступления составили свыше 90 % от всех расследуемых органами безопасности дел. И если до 1937 г. статистические сведения – с различными оговорками – можно считать объективными, то за эти два года – нельзя. Здесь все сфальсифицировано и подтасовано. Прослеживается стремление почти всех местных руководителей органов безопасности любой ценой выполнить лимиты на репрессии по политическим преступлениям. Если еще совсем недавно, в 1936 г., можно было весьма точно квалифицировать состав преступления осужденного, то с 1937 г. это сделать невозможно. Человека, совершившего уголовное или должностное преступление, осуждали теперь еще и по одной из частей статьи 58 УК РСФСР (контрреволюционные преступления). В какой раздел статистики отнесли подобные сведения (по факту) – совершенно непонятно. В предвоенные, военные и послевоенные годы количество осужденных органами государственной безопасности за контрреволюционные преступления держится приблизительно на отметке 80 %. Подводя итог, можно сделать вывод – доля политических преступлений, расследуемых органами государственной безопасности за рассматриваемый период, составляет приблизительно 60 % от общего количества осужденных, т. е. 3905738. При этом мы вынуждены учитывать фальсифицированную статистику 1937–1938 гг. Если не учитывать эти два года, то доля политических репрессий в деятельности органов безопасности за рассматриваемый период составит 50 %» [224, с. 44–45].

* * *