Социализм. История благих намерений

Прежде всего, «Ученая дружина» отстаивала идеи просвещенного абсолютизма, в котором государство выступало источником преобразований в среде, не желающей эти преобразования воспринимать. Прокопович, будучи епископом и архитектором отмены патриаршества и перехода к Синоду, был горячим сторонником примата светской власти над духовной (т. е. не взаимоограничивающего равенства этих властей, а всевластия одной из них). В отношении всех деятелей этого «кружка» уже у современников было небеспочвенное подозрение их в атеизме (что близко к французским, но не английским, просветителям). Впрочем, у Татищева и Кантемира антиклерикализм был совершенно открытым. Татищев обвинял церковников в торможении научного прогресса, жадности, нетерпимости к инакомыслию. Кантемир считал монахов «гнусным чином» и высмеивал Церковь в своих сатирах. Доставалось от Антиоха и дворянству, которое тот громил беспощадно как «хулителей науки и просвещения, мотов и щеголей, чревоугодников и подхалимов, круглых невежд и жестоких паразитов, наказывающих своих слуг по любому поводу “до крови”, взяточников – судей и приказных, бессовестно грабящих “голых” и “убогих”» [104]. Какие-либо сословные привилегии Кантемир отрицал целиком и полностью. И Татищев, и Кантемир полагали привилегии уделом достойных: «Меж таким вольным человеком и холопом природа никакой разницы не поставила в составе тела: та ж кровь, те ж кости, та же плоть. Потому, ежели кто от холопа, от черни отличиться желает, должен отличаться добрыми делами, добрыми нравами. Одно имя дворянское не может прикрыть наши пороки» [133].

Интересная для нас оценка деятельности русских просветителей XVIII в. дана в советском журнале «Вопросы истории» № 3 от марта 1963 г. Петром Епифановым. Она представляет собой оценку убежденного социалиста, но при этом социалиста постсталинского «русифицированного» СССР (о русификации Советского Союза и кризисе социалистических идей в нем мы еще поговорим в конце второй части): «Выдающиеся русские ученые и писатели этой эпохи (XVIII в. – А. С.) были горячими поборниками передовых идей и великими тружениками. Оставленное ими обширное научное и литературное наследство ярко характеризует их идейную борьбу с силами реакции. Если абстрагироваться от первых шагов светской литературы, от первых проблесков антиклерикальной, “еретической” мысли предшествующих столетий, то XVIII век предстанет перед нами как эпоха зарождения гуманно-просветительских, материалистических и революционно-освободительных идей в России» [104]. Обратите внимание на слова «идейная борьба с силами реакции». Не стоит умалять значение такого подхода, он однозначно говорит нам о восприятии советских социалистов реформ Петра как прогрессивных, противников его реформ – реакционерами, а идейных сторонников – предтечами последующих материалистов и революционеров. Для закрепления этой мысли приведу еще одну выдержку из Большой советской энциклопедии, в свою очередь цитирующей Владимира Ленина (цитата дана из его статьи «О левом ребячестве и мелкобуржуазности»): «При всей противоречивости своей натуры Петр I вошел в историю России как прогрессивный государственный и военный деятель, который “ускорял перенимание западничества варварской Русью, не останавливаясь перед варварскими средствами борьбы против варварства”».

От русского просвещения к «зрелым» русским социалистам нас ведут такие писатели, как Александр Радищев и Виссарион Белинский, а с середины XIX в. – представители «революционной демократии»: Герцен, Добролюбов и Чернышевский.