СОЦИАЛЬНАЯ ЭКОНОМИЯ ТРУДА: Общие основы политической экономии

Недаром ученый мир Запада скептически воспринял постмодернизм, окрестив его родоначальников нелестным именем «интеллектуальных мошенников». Об этом можно узнать из рецензии Р. Давкинса на книгу А. Сокала и Ж. Брикмонта «Интеллектуальные мошенники» [68], переведенную на английский язык под названием «Модный нонсенс» {694}. Автор рецензии, имея в виду тезис постмодернистов об уникальности и ситуативности всего происходящего, приводит соответствующее место из Ж. Делеза: «прежде всего события сингулярности (singularities events) соответствуют гетерогенным сериям, которые организованы в систему, которая никогда не бывает ни стабильной, ни нестабильной, но „метастабильной", наделенной потенциальной энергией, внутри которой распределяются разности потенциалов между этими сериями... во-вторых, сингулярности способны к самоунификации (autounification), являясь всегда мобильными и свободно перемещаясь в пространстве до тех пор, пока какой-нибудь парадоксальный элемент не пересечет эти серии и не вызовет их резонанс, объединив тем самым соответствующие сингулярные точки в единую случайную точку, а все эмиссии, по такому раскладу, в единый пучок» {695}. Этой цитате рецензент предпосылает очень нелестную оценку сути приемов постмодернистских авторов как интеллектуальных мошенников, которым нечего сказать в науке.

Из отечественных ученых против постмодернистского мошенничества и колдовства в науке в последнее время резко выступают из естественников академик РАН Э. П. Кругляков (см. его книгу «Что же с нами происходит». Новосибирск, 1998), а из представителей общественных наук —доктор философских наук В. А. Кутырев (см. его статью «Человек XXI века: уходящая натура...» // Человек. 2001. №1. С. 9-16). Так, В. А. Кутырев, обсуждая модернистскую дихотомию «человек —постчеловек», оценивает «теорию» постчеловека как мошеннический трюк. Вместе с тем он отмечает переход части современной интеллигенции не только к колдовству, астрологии, но и к крайним формам человеконенавистничества.

К сожалению, из отечественных авторов нашлись апологеты постмодернизма, которые усматривают в нем некий методологический позитив —чуть ли не логику современной социологии, адекватной некоему «контингентному» сдвигу, точнее сдвигу в головах некоторых социологов и философов. Полагают, что согласно «дихотомичной логике» постмодернизма, «теория развития» и «теория общественных изменений» составляют неразрешимую антиномию вечно сосуществующих теоретических конструктов.

Почему же эта антиномия наукой не разрешима? Оказывается потому, что так считал Кант (Гегель, вроде бы, здесь ни при чем) и так думают Поппер, Нисбет и Будон. «Можно критиковать и отвергать, —утверждает один из отечественных авторов, —конкретные теоретические модели развития или изменений, но доказать принципиальную несостоятельность теории развития или теории изменений как способов теоретизирования невозможно, оставаясь в рамках социологии, поскольку, как показал опыт Поппера, Нисбета, Будона, сама критика базируется на ценностном разрешении антиномий „универсальность — уникальность", „детерминизм — индетерминизм", „дедуктивность —индуктивность", которые выводят проблему „развитие или изменение" в область вопросов, названных Кантом метафизическими» {696}.

Можно привести из дискурсов автора образец «анализа» дихотомий на основе их ценностной оценки, причем по «ясности» мысли не уступающего делезовским. «Итак, — обобщает автор, —если овеществление — результат реализации ценностей, то развеществление — симптом их деактуализации. Симуляции, выдающие отсутствие реальности за ее присутствие, умножаясь, становятся самодостаточны и делают проблему реальной и иррелевантной. Понимание существа современности как виртуализации / развеществления общества порождает массу теоретических проблем. Но единственно существенная возникает как следствие решения вопроса о ценностях: как возможно общество, лишенное ценностей? На столь зловеще звучащий для многих вопрос возможен столь же иронично звучащий ответ: как виртуальная реальность. Если нет того, о чем „во всем постоянно идет дело^», то социальные институты, возникшие как следствие овеществления, теряя свою власть над индивидом, становятся образом, включаемым в игру. И в этом смысле телефакс, избавляющий от сервиса — надзора такого социального института, как почта, есть „распочтовывание", ксерокс —„растипографирование", видео —„раскинемато- графирование", персональный компьютер —„разофисирование"» {697}.

Понять, что здесь есть развеществление или присутствие отсутствия, нормальному человеку и нормальному разуму вряд ли возможно.

Есть еще одна особенность постмодернизма, на которую следует обратить внимание. Это —сведение самого понятия «современность» к бессмыслице — к принципу «здесь и сейчас», не знающего никакой историчности. Современность — это вроде бы то, что эмпирически наблюдается только здесь и сейчас, но не там или после.