СОЦИАЛЬНАЯ ЭКОНОМИЯ ТРУДА: Общие основы политической экономии

Деление истории на два («до» и «после» неизбежно подводит дискурс на эту тему под апорию Зенона «Дихотомия», согласно которой проблема движения во времени неразрешима. Наблюдаемое здесь и сейчас, т. е. современность, в этом случае предстает как неуловимый миг между прошлым и будущим, между «до» и «после». Ведь можно утверждать, что то, что было вчера, час, минуту, секунду и т. д. тому назад, это уже прошлое, а что будет завтра, через час, минуту, секунду и т. д. (деление времени бесконечно) — уже будущее. Настоящему места не остается, современность исчезает. В современность нельзя попасть не только дважды, но и однажды.

Но и этого мига может не быть, поскольку время между «до» и «после» может делиться бесконечно. Соответственно и движения истории не будет, оно не только может не начаться, но и существовать не может. Отсюда и обращение постмодернистов к К. Попперу, проповедующему бессмысленность истории, отсюда и постмодернистские теории «конца истории».

По-иному выглядит научное решение проблемы современности и постсовременности. Достаточно обратиться к Гегелю, чтобы современность понять глубже — прежде всего как существующую действительность, а постсовременность — как возможность, т. е. как то, что существенно для действительности, но остается только возможностью. С этой точки зрения современность предстает как действительность, которая «есть ставшее непосредственным единство сущности и существования, или внутреннего и внешнего» {698}. Поэтому научное понимание современности не позволяет под нее подставлять все то, что непосредственно воспринимается, лежит на поверхности общества, т. е. наличное бытие как явление. Современность в качестве действительности в своем раскрытии и реализации обнаруживает себя как необходимость. У Гегеля, как разъяснил в свое время Ф. Энгельс, необходимость является атрибутом действительности, и, соответственно, разумна лишь та действительность, которая необходима.

Если подходить к современности с этих позиций, т. е. как к действительности текущей эпохи, то современным будет действующий с необходимостью процесс обновления, развития, прежде всего совершающийся научно-технический прогресс, поставляющий обществу новые знания, технику и технологию.

В общем социально-экономическом смысле современным будет то, что выступает отрицанием старой действительности. По мере развития все, что было прежде действительным, становится недействительным, утрачивает свою необходимость, свое право на существование, свою современность. Вместо отрицаемой действительности возникает новая, жизнеспособная действительность. Все действительное в человеческой истории со временем становится неразумным, а все разумное предназначено к тому, чтобы стать действительностью, как бы ни противоречило существующей кажущейся действительности {699}.

И. Валлерстайн подобную необходимость преобразования существующей действительности называет «современностью освобождения», являющейся постоянной, вечной современностью, противостоящей консерватизму и либерализму. Он связывает ее с освобождением от капиталистической миро-системы, о кризисе которой свидетельствуют следующие современные тенденции: во-первых, подвергаются истощению ресурсы доступной дешевой наемной рабочей силы, особенно ее приток из деревни; во-вторых, происходит сжатие средних слоев общества как политической опоры существующей миро-системы; в-третьих, нарастает кризисная ситуация в экологии, обостряющая экономические проблемы; в-четвертых, увеличивается демографический разрыв между Севером и Югом {700}. Те, кто хотел бы продлить существование того, что есть сейчас, но в другом обличии, полагает автор, еще очень сильны. Вместе с тем он выражает уверенность, что «это будет концом ложной современности и началом, впервые, подлинной современности освобождения» {701}.

Что касается постмодерна, то он, по утверждению И. Валлерстайна, «вовсе не после-современность... Постмодернизм как концепция, претендующая на объяснение, лишь запутывает» {702}. Постмодернизм является способом отрицания современной тенденции в науке, утверждающей, в отличие от ньютоновско-бэконовско-картезианской традиции, историчность мира природы. Вместе с тем постмодернизм, по мнению указанного автора, служит выражением острого морального и институционального кризиса капиталистической миро-системы и в этом отношении является возвещением ее гибели. «Понадобится по меньшей мере еще 50 лет окончательного кризиса, т. е. „хаоса“, прежде чем мы можем надеяться обнаружить себя при новом общественном строе» {703}.

И. Валлерстайн полагает, что для России 1989 год и последующий период не стали триумфом либерализма, скорее наоборот, — это «крах либерализма и грандиозное политическое поражение тех, кто поддерживает капиталистический мир — экономику» {704}.