Рассматривая природу "невоздержанного
", Аристотель считает, что "правильный закон разума" содержится в определении его поведения и он лишь в силу невоздержанности своего характера идет на его нарушение. И поэтому, в отличие от распущенного, в данном случае может идти речь об его исцелении и изменении его природы к лучшему.При этом, как уже говорилось выше, согласно Аристотелю, "испорченность [нрава], похожа на такие болезни, как, скажем, водянка или чахотка, а невоздержанность
на эпилептические припадки: первая представляет собою непрерывно действующую, а вторая - приступообразную подлость". [2. C.207]Это ли не прямое доказательство рассмотрения мыслителем Подлости и Злобности именно как социальных болезней
, порою схожих, но принципиально отличных от болезней медицинских?Согласно Аристотелю, в силу своего гнусного, злобного законодательства подлость
- родовое понятие для всего злобного и безнравственного.Невоздержанный
же, считает Аристотель, хотя и "поступает по своей воле", но "он не подлец, ведь сознательно он выбирает доброе, так что он полуподлец" [2. C.210] Получается, по Аристотелю, "полуподлец" вроде как - полубеременный.Представляется, что в данном случае уместнее употреблять понятие "приподлюченный
". Еще не подлец. И может быть по сути своей совсем не подлец. Но в силу своей невоздержанности, недостаточной детерминированности своего поведения нравственными определениями, коль скоро совершает подлые поступки - на подлость способный, к подлости приобщенный. Точно, ни дать, ни взять - Приподлюченный.Что же касается "распущенных
", за своим поведением не следящих, все нравственные положения не только игнорирующих, но и откровенно попирающих и презирающих, ничто кроме своих желаний и прихотей во внимание не принимающих, то таких и прежде, в период т.н. "развитого социализма" предостаточно, особенно среди госпартбюрократов, их жен и отпрысков было. Сейчас же, когда человеческая деятельность преимущественно определяется, особенно среди "власть имущих", не нравственными установлениями, а капиталами, "невоздержанных", на нравственные законы плюющих не то, что какой-то там жалкий "пруд пруди", а мощнейшие, разрушающие нравственные устои человечества цунами.И если взрослые подонки это явное пренебрежение к нравственным и уголовным законам
хоть как-то маскируют, то их младая, не столько молоком матери, сколько деньгами вскормленная, еще не научившаяся лицемерить придурковатая поросль, гоняя с пьяными девицами на "Мерседесах" по пешеходным тротуарам, - его открыто демонстрирует.И все-таки при всем том, безусловно, положительном, что Аристотель говорил именно о необходимости излечения подлых и "полуподлых"
, в самой сути решения этого вопроса он был неправ, потому что не знал генной, природной обусловленности и потому принципиальной неизлечимости злобности. Это тот самый порог, о который много веков спустя спотыкались и Кант, и Гегель.Какой бы закон Разума за основу, или, говоря языком Канта и Гегеля - нравственную максиму своего поведения индивид ни брал, если он природой к злобности приговоренный - рано или поздно он непременно споткнется и в доброго не превратится
. И как ты ни старайся, хоть из шкуры вылезай - но на то, чтобы вылечить его от подлости даже не рассчитывай.Иное дело, если он - не потому, что закон Разума или нравственную максиму поведения в основу своей жизнедеятельности положил, а потому что одновременно с этим от природы добрым рожден был, но "споткнулся", исподличался - тогда он, безусловно, при определенных условиях может быть вылечен.