Социальная работа как служение. История, современные практики, перспективные направления

Между 1764 и 1917 годами в России было основано 220 женских религиозных общин. С течением времени церковь и государство, не отягощая государственный бюджет финансовой поддержкой общин, стали выказывать одобрение их деятельности; позже многие из них благодаря социальному служению превратились в официальные монастыри.[4] Как результат, в 1810 г. было 94 женских обители, через четыре десятилетия, в 1855 г., насчитывалось 129 монастырей (97 штатных и 32 заштатных) с 2508 монахинями и 6606 послушницами, а к 1914 году общее количество женских монастырей и общин достигло 475, причем они были весьма плотно населены (56 016 монахинь и 94 629 послушницы). <…> При этом государство год от года снижало бюджетное финансирование монастырей. В 1880 году им полагалось 4,1 % от сметы Синода, а в 1900 – только 1,7 %.

Значительное увеличение монахинь и послушниц в XIX веке нельзя объяснить одним только подъемом аскетических настроений у русских женщин; это было не только проявление религиозных исканий. Одной из причин численного роста женского монашества были демографические и социальные процессы, происходившие в России. В связи с разрушением патриархального типа семьи в деревне появилось большое количество незамужних женщин, для которых было неприемлемо монашество в том виде, в котором оно существовало. Именно они пополняли ряды послушниц женских монастырей, жаждавших принятия не собственно монашества, а участия в растущей внешней деятельности своих обителей при больницах, богадельнях школах, приютах. <…>

Женские монастыри в социальной миссии православной религии играли большую роль, чем мужские, они же создавали благоприятные условия для становления церковного института сестер милосердия или его аналога.[5] В 1887 г., например, российские монастыри содержали 93 больницы и 66 приютов для престарелых, две трети которых приходились на женские монастыри; при этом мужских монастырей было тогда 469, а женских только 202 (отчет за 1887 г.). В 80–90 гг., в эпоху Александра III, когда правительство поощряло учреждение церковно-приходских школ, почти во всех женских монастырях открывались такие школы, обычно для девочек, и всегда на средства самих монастырей.[6]

Социальная направленность женщины объясняется не одним только различием между мужской и женской натурой (как утверждает большинство современных православных богословов), но и тем, что многие женские монастыри выросли именно благодаря своей социально-благотворительной деятельности, стали в этом отношении примером для других обителей и обрели признание народа. Так женщина получила больше свободы: возможность самореализоваться, обрести профессию и т. п. <…>

Со второй половины XIX века женские монастыри становятся центрами социальной работы. Религиозные идеалы напрямую начинают соотноситься с понятиями о социальной справедливости, важен не столько подвиг во имя индивидуального спасения, но общественное значение монашеского служения. Появившиеся в конце XIX века «деятельные» монастыри – Костромской Богоявленско-Анастасиин, с училищем для подготовки сестер милосердия, Киево-Покровский, с прекрасной больницей и лечебницей, Леснинский, со школами, приютами, лечебницами, – вызвали неоднозначную реакцию епископата и бурную церковную дискуссию. Понятно, что такого рода социальная активность никак не сочеталась с существовавшими монастырскими уставами, монашеским чином и практикуемой монашеской аскезой [3, с. 139–141]. К тому же монашество еще помнило, как в Петровскую эпоху государство пыталось утилитарно низвести монастыри в приюты для инвалидов, раненных, «подкидышей». <…>

На путь «делания» в ХIХ веке выходят и мужские монастыри. Реформы, начатые Петром I, во-первых, развили «ученое» монашество, а, во-вторых, породили старчество. Костяк немногочисленного ученого монашества составляла иерархия, занятая административной работой, сюда же можно отнести преподавателей духовных академий и отдельных настоятелей монастырей. Многие из представителей ученого монашества занимались миссионерской и просветительской деятельностью [6, с. 176.]. Церковь, впрочем, не поощряла занятия светскими науками. В 1908 году Синод отметил, что в большом количестве получает прошения священников и монашествующих о дозволении обучаться в университетах, и пришел к выводу, что «такое стремление лиц священного сана представляется несоответствующим непосредственным и истинным задачам пастырского служения» [9, с. 176.].