Этому «социологическому воображению» полезно противопоставить гораздо более расплывчатое качество, которое я назвал «пространственным сознанием» или «географическим воображением». Это воображение дает возможность человеку осознать роль пространства и места в его биографии, сформировать отношение к окружающим пространствам и распознать, насколько взаимодействия между индивидами и между организациями подвержены влиянию пространства, которое их разделяет. Оно позволяет увидеть взаимоотношения, связывающие человека с его соседским окружением, его территорией или, используя уличный жаргон, с его «поляной». Оно позволяет человеку судить о степени важности для него событий, произошедших в других местах (на чужих «полянах»), — например, как может повлиять распространение коммунизма во Вьетнаме, Таиланде или Лаосе на его жизнь в том месте, где он находится. «Географическое воображение» позволяет ему приспосабливать и использовать пространство творчески и понимать смыслы пространственных форм, созданных другими. Это «пространственное сознание» или «географическое воображение» проявляет себя во многих дисциплинах. Архитекторы, художники, дизайнеры, городские планировщики, географы, антропологи, историки и другие — все они обладают им. Но аналитическая традиция, стоящая за этим видом воображения, гораздо слабее, а его методология до сих пор полагается в основном на чистую интуицию. Первое место по степени развития пространственного сознания в западной культуре сегодня все еще принадлежит пластическим искусствам.
Разделение социологического и географического воображений искусственно, когда мы пытаемся обратиться к проблемам города, но оно реально значимо, когда мы анализируем способы размышления о городе. Многие исследователи обладают мощным социологическим воображением (и Чарльз Райт Миллс — среди них), но, однако, складывается впечатление, что они живут и работают в мире, где пространство отсутствует. Есть и такие, кто, будучи наделен поразительным географическим воображением, или пространственным сознанием, не могут признать, что моделирование пространства может оказать огромное влияние на социальные процессы, — в результате мы видим многочисленные примеры создания прекрасных, но совершенно непригодных для жизни интерьеров жилых пространств.
В эту зону, образованную пересечением социологического и географического подходов, пробралось некоторое количество народа — поодиночке и группами, а то и целыми дисциплинами. Многие, одаренные социологическим воображением, начали осознавать важность пространственного измерения социальных процессов. Халлоуэл (Hallowell, 1955) и Холл (Hall, 1966) — в антропологии (Холл потом предложил основать новую науку — проксемику), Тинберген (Tinbergen, 1953) и Лоренц (Lorenz, 1966) — в этологии, исследования Соммера (Sommer, 1969) о влиянии личного «психологического» пространства на восприятие человеком дизайна окружающей среды, исследования Пиаже и Инхельдер (Piaget, Inhelder, 1956) развития пространственного сознания у детей, философские работы Кассирера (Cassirer, 1944, 1955) и Лангер (Langer, 1953), демонстрирующие влияние пространственного сознания на формирование взаимоотношений человека с внешним миром, — это только единичные примеры. Здесь же мы можем обнаружить экономистов и других ученых, занимающихся проблемами отдельных регионов. Кое-кто подобрался к этой зоне пересечения интересов с другой стороны. Специалисты, воспитанные в традиции пространственного восприятия, постепенно осознали, как моделирование пространственных форм может влиять на социальные процессы: архитекторы Линч (Lynch, 1960) и Доксиадис (Doxiadis, 1968) (с его новой наукой экистикой[2]
), городские планировщики Говард (Howard) и Аберкромби (Abercrombie). Приглядевшись к этой приграничной территории, мы также обнаружим географа-регионалиста, который, несмотря на напичканную табу методологию и слабые аналитические инструменты, иногда все же нет-нет да и выдаст глубокую мысль относительно связи регионального сознания, региональной идентичности, естественной и рукотворной среды, которые в течение веков так переплелись, что создали определенную пространственную структуру социальной организации. Последние годы социальные географы проявляют все больше активности в исследовании взаимоотношений между социальными процессами и пространственной формой (Harvey, 1969; Buttimer, 1969).