Социальная справедливость и город

Литература, релевантная для описания этой зоны переплетения интересов, обширна, но чрезвычайно распылена тематически, так что обобщить ее и вычленить основную мысль трудно. Возможно, одной из первых задач при попытках нащупать новую концептуальную рамку нашего понимания города будет обзор и синтез этих весьма далеко находящихся друг от друга работ. Такой синтез, вероятно, продемонстрирует нам, как сложно работать в этой области без базовых концептуальных допущений. Интересно поразмышлять, например, как много времени понадобится городскому планировщику и регионоведу, чтобы прийти к общему знаменателю в понимании городских процессов. Запутанность пространственных проблем, кажется, не волновала первых регионоведов. Пространство либо формировало структуру региона (эта мысль была результатом скорее предположения, чем понимания), по отношению к которой затем могли применяться количественные методы анализа, разработанные на уровне страны (в результате мы получали региональную статистику и картину взаимодействия регионов по схеме «ввоз-вывоз»), либо пространство рассматривалось исключительно как фактор, формирующий транспортные расходы, которые могли быть компенсированы за счет других статей расходов на производство определенной продукции (результатом чего во многом стали теория размещения и модели межрегионального баланса).

Пространство было лишь одной переменной в концептуальной рамке, разработанной в первую очередь для лишенного ощущения пространства экономического анализа. Регионоведы и специалисты по экономике регионов все еще демонстрируют склонность заниматься экономикой, не вдаваясь в понимание пространства. Однако городское планирование, в котором традиционно первичное внимание уделялось разработке чертежей и процессу проектирования по карте (пресловутый способ самообмана, если вообще кто-то когда-то заблуждался на этот счет), было полностью погружено в детали пространственной организации жизни — в функциональное зонирование территории. Принимая решение об использовании определенного участка земли, городской планировщик мало использовал или не использовал вообще слабо обоснованные обобщения регионоведа, экономиста или социолога. Он закрашивал участок на своей планировочной карте красным или зеленым, руководствуясь своей интуитивной оценкой дизайна пространственных форм и огрубленной оценкой экономических и социальных факторов, как он их понимал (при условии, конечно, что его решение не определялось исключительно политической конъюнктурой). Уэббер, который был одним из главных защитников пространственного дизайна и призывал планировщиков проявлять большее внимание к социальным процессам, полагал, что для планировщика особенно важно освободиться от «глубоко укорененной доктрины, предполагающей, что порядок заключается в простых картографических схемах, тогда как в действительности он спрятан в чрезвычайно сложной социальной организации» (Webber, 1963, 54).

Так что определенная необходимость соединить социологическое и географическое воображения в контексте города назрела. Но борьба продолжается. В большинстве случаев географический и социологический подходы рассматриваются как не связанные друг с другом или, в лучшем случае, как конкурирующие перспективы анализа городских проблем. Некоторые пытались, например, преобразовывать пространственную форму города и таким образом формировать социальный процесс (таков был типичный подход планировщиков территорий начиная с Говарда). Другие пробовали установить институциональные ограничения для социальных процессов в надежде, что этого будет достаточно для достижения необходимых социальных целей. Эти стратегии не являются альтернативными. Они должны друг друга дополнять. Проблема в том, что использование одной стратегии иногда приводит к конфликту с другой. Любая успешная стратегия должна признавать, что пространственная форма и социальный процесс — это разные способы осмысления одного и того же. Поэтому мы должны гармонизировать наш взгляд, иначе будем продолжать изобретать рассогласованные друг с другом стратегии рассмотрения городских проблем. Уэббер выражает недовольство «идеологической кампанией по реконструкции когда-то спланированных городских форм, соответствующих социальной структуре прошлых эпох» и выступает за «формирование прагматического подхода к решению проблем, в котором пространственные аспекты метрополиса видятся как продолжение и результат протекающих в городском обществе процессов». Левен (Leven, 1968, 108) также призывает «найти теоретическую рамку, которая позволит идентифицировать факторы, определяющие городскую форму, которая, в свою очередь, производит какие-то пространственные формы аналитически предсказуемым способом». Затем мы могли бы «найти метод оценки результата работы пространственного воображения, который, в свою очередь, возможно, будет оказывать влияние на сами определяющие пространственную форму факторы» (Leven, 1968, 108).