Теперь господином положения был самозванец, а не бояре-заговорщики, поскольку половина их армии была распущена по домам, а оставшаяся отправлена из лагеря на Орел и, далее, на Тулу.[8]
Названные города были заняты без всякого сопротивления, и их воеводы присягнули на верность Лжедмитрию.Отрепьев покинул Путивль 16 мая, па девятый день после мятежа. 19 мая он прибыл в лагерь под Кромами, где уже не было никаких войск.[9]
Сопровождавший самозванца капитан С. Борша утверждал, будто в войске у «царевича» было 2 тыс. поляков-копейщиков и могло быть около 10 тыс. русских.[10] В своих записках Борша желал доказать, что именно поляки сыграли решающую роль в московском походе и потому преувеличил цифры. На самом деле силы Отрепьева были весьма невелики. При нем находилось не более 600–700 польских всадников, 800 донских казаков и некоторое количество других ратных людей. Я. Маржарет утверждал, что «царь Дмитрий» держал при себе поляков и казаков и лишь «немного» русских, так что общая численность его войска не превышала 2 тыс. человек.[11]Самозванца окружали его «думные» люди, которые, однако, не занимали никаких постов в его польско-казацком войске. Согласно «воровским» Разрядам, при нем были «бояре» князь Б. Татев, князь В. Мосальский, князь Б. Лыков, окольничий князь Д. Туренин, думные дворяне А. Измайлов и Г. Микулин.[12]
Что касается бояр-заговорщиков, они присоединились к свите Лжедмитрия где-то на пути между Путивлем и Орлом. Первыми явились к самозванцу бояре П. Ф. Басманов и М. Г. Салтыков, имевшие при себе 200 дворян.[13]
Орловский воевода Ф. И. Шереметев и боярин В. В. Голицын встретили Лжедмитрия, скорее всего, под Орлом.[14]В Кромах самозванец оставался несколько дней. Его спутники с удивлением разглядывали лагерные укрепления, множество палаток и брошенные русскими пушки. Лжедмитрию досталось 70 больших орудий, крупные запасы пороха и ядер, войсковая казна, много лошадей и прочее имущество.[15]
Во время остановки в Кромах к самозванцу привели «из достальных (северских и украинных. —
В рязанском городе Шацке воеводой служил стольник князь Ю. П. Ушатый.[17]
Очевидно, после сдачи Шацка Ушатый получил воеводский чин от Лжедмитрия. Окольничий Б. М. Шеин сдал самозванцу Новгород-Северский, Я. П. Барятинский — крепость Новосиль.[18] Оба вскоре стали воеводами у самозванца.Воеводы дальних городов появились в лагере, когда Отрепьев сделал остановку в Орле.[19]
По свидетельству родословцев, в числе других в лагерь Лжедмитрия были приведены воеводы и головы из Поволжья: «Во 112 году послан был Наум Плещеев на службу в Царицын город, и как вор Растрига пришол в Путивль во 113 году, а в низовых городех Растриге крест целовали, и в те поры Наума Плещеева царицынские казаки, связав, привели к Растриге под Орел, как Растрига шол под Москву…»[20]Будучи под Орлом, Отрепьев устроил судилище над теми из воевод, которые, попав в плен, отказались ему присягать: «…приидоша ж под Орел и, кои стояху за правду, не хотяху на дьявольскую прелесть прельститися, оне же ему оклеветанны быша, тех же повеле переимати и разослати по темницам».[21]
Среди других в тюрьму был отправлен боярин И. И. Годунов.На всем пути до Орла бесчисленное множество народа из всех сословий и званий собиралось большими толпами, чтобы увидеть новообретенного государя.[22]
Затевая заговор под Кромами, В. В. Голицын установил тесные связи во своими сторонниками и родней в Москве. Эти последние после мятежа в армии стали действовать почти открыто. Годуновы преследовали их, но без особой решительности. Во второй половине мая из Москвы был выслан бывший боярин князь А. И. Голицын. Не позднее 1603 г. боярин бросил вызов Борису. После неудачного местничества с Трубецким он отказался явиться в царский дворец и «дивною притчею» принял монашество.[23]
Позже, невзирая на иноческий чин, Дионисий Голицын участвовал в интригах в пользу самозванца. В конце XVII в. одного из Голицыных назвали «изменьичим правнуком, что при Ростриге прадед ево… в Яузских воротех был проповедником».[24] После восстания в Москве 1 июня проповеди в пользу самозванца уже не считались изменой. Возникает вопрос, не пытался ли Голицын агитировать москвичей в пользу Лжедмитрия в мае 1605 г.? Едва ли случаен тот факт, что во второй половине мая Голицына выслали из Москвы в Кирилло-Белозерский монастырь, куда он прибыл 30 мая.[25]Среди «торговых мужиков» Москвы наибольшим доверием самозванца пользовался Федор Андронов. Как видно, он переметнулся на сторону «вора» раньше других.
Имеются сведения о том, что первая делегация от москвичей явилась к Отрепьеву уже во время его остановки в Орле. Посланцы из Москвы заявили, что столица готова признать своего «прирожденного государя».[26]