Социологические опусы или крах эпохи Манкурта

Первое время мне не спалось. Мысли уносили в прошлое, такое далёкое и нереальное. Угадывая сокровенные желания, они меняли картину за картиной. Это была удивительная экскурсия! Блуждания по галерее воспоминаний продолжались до утренней зари. Окунувшись в них с головой, я снова был с теми, кто мне дорог. Незаметно светало.

Я подошёл к окну. Реальность, затаившаяся в ночи, пристально смотрела на меня. Её прижатые к стеклу очертания не оставили камня на камне от моего умиротворения. По сию пору не могу забыть этот взгляд, от которого стало зябко и тоскливо.

Мысли с зарёй изменили отношение ко мне, и я уже не чувствовал былого дружелюбия. Они метались, словно перепуганные белки. Неожиданно зазвонил телефон. Надрывая голосовые связки, он пытался мне что-то сказать. Механически я отключил его, и тревога, ожидавшая своего часа, набросилась.

Неприятная, противная слабость зародилась от мысли, которую пытался прогнать. Эта мысль стала первым проблеском неумолимого приговора надежды…

Наверное, всё выглядит бредом, но я так и не смог отвязаться от зловещей мысли. Она постоянно притягивала внимание, словно магнит.

Всегда завидовал тем, кто контролирует свои мысли. Держит их на привязи. Для меня это сложная задача. Мысли порой бывают весьма навязчивы, словно морской бриз во время ранней прогулки. Полагаю, ум живёт своей, независимой жизнью, живёт и диктует мне правила.

То время наградило меня не только занятными воспоминаниями. В память о себе оно подарило сон. Иногда он навещает меня. Когда-нибудь поделюсь им, и, как знать, может, он найдёт зрителя, который по достоинству сможет его оценить.

ОТОРОПЬ

Прошло несколько дней. Закаты смешались с рассветами, и я потерял счёт времени. Словно норовистый конь, понесло оно вскачь. Как-то под утро непонятное беспокойство овладело мной. Размышляя над его природой, я спохватился – облучение! Мне необходима химиотерапия! После недолгих раздумий набрал номер доктора. Трубка мягким женским голосом сообщила, что хозяин на работе. Перезвонил на работу. Доктор ответил сам.

Мы обменялись любезностями и, после того как приличия были соблюдены, коснулись основной темы. Доктор убеждал немедленно начать процедуры. Аргументируя тем, что я напрасно теряю время, пригрозил: если буду упорствовать, через две недели ему не с кем будет спорить. От неожиданности я смолк. Доктор спохватился и попытался перевести всё в шутку. Но слово не воробей. Разговор не клеился. Обменявшись пожеланиями всех благ, мы, к обоюдному облегчению, закончили нашу беседу.

Пребывая наедине с мыслями, я погрузился в уныние. Правда, это было не как раньше. Теперь между мной и чувствами парило невидимое, но вполне осязаемое воздушное покрывало. Я словно наблюдал за собой со стороны, и мне казалось, как холодной, скользкой рыбой в меня вползает тревога. Из любопытства даже прикоснулся к ней. Она светилась, и переливалась, и принимала какую угодно форму…

Невероятные, сумасшедшие впечатления!

Внезапно всё исчезло. Я был наедине с последней фразой доктора. Обретя очертания какого-то сказочного существа, она попыталась поставить меня перед выбором. Но решать ничего не пришлось. Выбор был сделан, причём интуитивно. Однако ум, обиженный таким невниманием, возмутился, потребовав аргументации. Необходимые доводы нашлись очень скоро. Мне не хотелось вновь подвергаться сочувствию, и я решил больше не ездить в больницу. Определённость освежила и принесла облегчение.

Отношение людей к смерти – предмет моего искреннего удивления. Вроде бы, сознавая неизбежность, нужно призадуматься, но, увы, времени, как всегда, недостаёт. Однако едва она коснётся, как слова замирают на устах.

Смерть! Твоё дыхание рождает чудо! Тот, кто ещё вчера был господином, мгновенно превращается в раба. Склоняет голову пред страхом – своим самым неумолимым властелином. Редко кому удаётся освободиться из невидимых пут. Не много встречал я людей, бывших исключением из этого правила.

И вдруг Капризная ускользает, не касаясь до поры того, кто принадлежит ей по праву. Но мало кто извлекает урок. Мало кто помнит, как дышал, думал, что в последний раз…

После операции пролетело не так много времени, а в моём сознании случился настоящий переворот! Моими собеседниками были мысли о смерти. Мало-помалу я привык к ним. Мировоззрение моё менялось. Я повис над пропастью, именуемой равнодушием.

Неожиданно мысли о смерти натолкнули на желание достойно встретить её. Я решил ознакомиться с текстами Библии. В детстве много и увлечённо читал, теперь же спотыкался на каждом слоге. Всё настолько с трудом давалось, что от отчаяния я много раз забрасывал книгу. Не уверен, что нашёл ответы, скорее вопросы. Однако чуть позже вчитался и даже находил это занятие довольно увлекательным.

Временами умиротворение плавно перетекало в отчаяние. Вне себя от раздирающих противоречий я метался по гостиной, словно белка в колесе. Иногда жадно хватался за Библию, а бывало, забрасывал её и часами был недвижим, уткнувшись в потолок.