Социологический ежегодник 2010

Под культурной средой я понимаю совокупность факторов, детерминирующих мотивацию и повседневные практики индивида. Это именно совокупное, интегральное воздействие, которое лишь условно можно разбить на следующие основные элементы, расположенные здесь в порядке от единичного (локального) к общему (транслокальному): 1) ближайшее окружение (семья, друзья детства, единомышленники); 2) типичная среда места жительства (работа, люди, состояние природы и искусственной среды обитания); 3) сети и сообщества, в которые включен данный индивид; 4) воздействие на него информации, транслируемой СМИ; 5) знания, информация и собственный опыт, получаемые в ходе личной коммуникации в различных сферах и институтах общества; 6) общая направленность (вектора) развития среды обитания индивида.

Старая максима гласит: человек, живя в обществе, не может быть свободным от него. Согласен, но в этой максиме не хватает второй части: человек по-разному реагирует на эту несвободу: он может подчиниться ей или, напротив, отстаивать свою точку зрения. И эта реакция во многом зависит от того, как он воспринял и оценил средовые факторы, указанные выше. А это восприятие зависит от доверия («кокона основополагающего доверия») и убеждений, складывающихся под воздействием общения с теми, кому он доверяет. В отличие от точки зрения З. Баумана (1) и многих других западных теоретиков, утверждающих, что человек следует за переменами культурной среды (своего рода индивидуализированная концепция «догоняющего развития»), я полагаю, что ценностные и культурные задатки, обретенные индивидом в детстве и юности в его ближайшем окружении, в течение жизни не изменяются, а все более проявляются, «твердеют», изменяется лишь инструментарий их практического применения.

Но посмотрим подробнее, как они формируются и что именно «твердеет». Основа модернизации – образование, стремление и уменье постоянно пополнять свои знания. Но в России, по крайней мере в крупных городах, имущественная стратификация детей начинается еще до начальной школы. Помимо элитарных частных учебных заведений, в стране есть школы «продвинутые» (с ранней специализацией), «хорошие» и прочие. За возможность дать ребенку хорошее образование конкуренция кошельков и статусов начинается за 2–3 года до его поступления в первый класс. Когда «дошкольная подготовка» была запрещена, ее заменили «развивающими занятиями». Введенный недавно закон о разделении обучения школьным предметам на платное и бесплатное усугубляет это разобщение общества, порождая между детьми вражду и недоверие. Плюс начинающееся с 8-го класса (и опять же не бесплатное) натаскивание на ЕГЭ. Плюс «добровольное» разделение детей по конфессиональному признаку для изучения основ истории мировых религий, притом что православие у нас является господствующей религией. Плюс все виды поборов с родителей, законные и добровольно-обязательные. Плюс культ силы и жестокости, воспитываемый СМИ и тиражируемый в Интернете самими школьниками.

Поговорите с любым директором школы: первейшая его забота – это обеспечить детям безопасность, в школе и по дороге к ней. Не то, какими знаниями дети будут овладевать или насколько интенсивен и полезен им в будущем этот процесс, а безопасность. Труд как стержень учебного процесса вытесняется все более облегченными формами приобретения знания, вплоть до их «скачивания» и покупки. Но отсюда и школьники и родители делают простой вывод: зачем ребенку рисковать и напрягаться, когда знания можно просто купить. Тем более что СМИ ежедневно демонстрируют взрослым и детям эффективные технологии такой купли-продажи. Только вот вопрос: кто может и кто не может совершить этот акт купли-продажи?

Все это ориентирует ребенка и подростка на карьеру любой ценой, но не на творчество, не на приобретение знаний, не на размышления о своем будущем и будущем страны. Итак, с самого детства ребенка приучают быть озабоченным только собственной безопасностью, благополучием и карьерой. Богатые соревнуются в марках престижных зарубежных колледжей и университетов для своих детей, а бедные подвергаются все большей самоэксплуатации, чтобы их ребенок учился по крайней мере в «хорошей» школе. Так или иначе, ребенка ведут по жизни «на помочах» при помощи толстого кошелька, «позвоночного» права или унизительных просьб родителей «не исключать». Так школа становится школой обучения будущей жестокой конкурентной жизни по принципу play-off. Принцип «эксклюзии» закладывается уже именно здесь, в детстве. И если в советское время у бедных подростков еще были шансы пробиться наверх при поддержке партии или общественных организаций, то сегодня учащиеся «прочих» школ, а их сегодня в стране большинство, суть потенциальные человеческие «отходы навсегда» (Бауман), непригодные для модернизации.