Социум

Я увидела кактус в двух метрах от места нашего падения. В целом, не пострадал. Пара «ушек» отвалилась от удара о землю, но мы же это переживем, верно, папа? И земля высыпалась из горшка наполовину. Это вообще легко поправимо. Сейчас под кустом нароем новой и поползем искать Бурю. Я сморщилась от боли в ребре, плече и еще бог весть где. И уже, и правда, собралась ползти вокруг дома, как вдруг вгляделась в отцовские корни. И поняла, что должна была сделать давным-давно…

Я был человеком. А она — ангелом.

Так уж получилось.

Я погиб в том пожаре. Седьмой ярус — для кота не высота, но я угодил прямиком в огненный выплеск с чьего-то балкона. Боли не было. Во всяком случае, я ее не помню. Я вообще смутно помню кошачью жизнь. Ничего не помню, если честно, но кое-что подсмотрел в архиве чипа. И пережил заново. Знаю, этого не рекомендуют делать без самой крайней необходимости — опасно для психики и тому подобное, но я рискнул. Я должен был.

Людьми не рождаются два раза подряд, обычно — раза через три-четыре. Вроде бы для того, чтобы дочки-матери не менялись местами. Хотя, говорят, раньше, когда семейников было больше, и людьми рождались чаще. Не знаю, правда или нет… Но мне повезло. Я вернулся хоть и через три года, но вполне двуногим.

Амелия все это время упорно искала своего кота. А найдя, сделала все, чтобы я вырос настоящим человеком.

Едва получив разрешение забрать меня из колыбели, она переехала из ячейки в старый отцовский дом. К слову об отце… Кактус до сих пор растет на подоконнике, и, думаю, здесь ему гораздо уютнее, чем в «комфортных ячейках». И все также в корнях его пульсирует чип-души. Тот самый, на который и пришло сообщение: черный кот, подобранный Амелией, — его вернувшийся сын. И ее сводный брат. Проживший всего сутки от роду. Амелия не знала, что тосковавший в одиночестве отец решил попробовать еще раз обзавестись семьей. Не знала, что моя мать не пережила родов, а я — не надолго пережил ее. Не знала, что сгубил отца, по сути, не вирус — их он стойко переносил… Не знала, пока не проверила отцовский чип.

Впрочем, не окажись я ее братом, она бы все равно меня нашла. Так она всегда говорила. И я ей верил.

Свою жизнь Амелия превратила в борьбу с «поджигателем». С системой. Или с теми, кто за ней стоял. Днем она сочиняла рекламу для всякой ерунды, а ночами гуляла по темным улицам. Слушала шепот ангелов — так она говорила. Слушала или нет, но каким-то образом чуяла, где будет новый пожар, и выводила людей из ячеек. Мы вместе выводили. А пожары участились. Стали случаться каждый год, потом — каждый месяц. Выжившим погорельцам начали отказывать в льготных ячейках — мол, «преступно избежавших пожара» становилось слишком много. Впрочем, были и те, кто отказывался уходить из домов. Говорили: «Да пусть его, сгорю и отдохну какой-нибудь травой». Но все же большинство хотело жить — здесь и сейчас. Как ни странно, даже зная, что смерть — это давно уже не навсегда, люди цеплялись за жизнь. Сегодняшнюю. Сиюминутную. Несовершенную. Человеческую.

Вскоре пошли слухи, будто на смену огню придет что-то новое. И правда, несколько небоскребов просто сложилось пополам посреди ночи, погребая под собой спящих. И тогда все больше людей стало селиться в кварталах семейников.

Амелия погибла прошлым летом.

Как раз в очередном рухнувшем доме, куда пришла предупредить людей об опасности. Моя сестра, мой кошачий друг, моя приемная мать — она привыкла выходить живой из пожаров, но к такому, увы, оказалась не готова. Я всегда помогал ей, как мог, но в тот вечер — единственный раз — она велела мне остаться дома. Я все равно пошел следом, я вытащил ее из обломков еще живой, но больше ничем не помог.

А спустя три недели мне пришло на чип сообщение — у меня появился свой ангел-хранитель. Хотя хранит она, конечно, не только меня. Она иначе не может.

А я, в свою очередь, не спускаю глаз с нее. Знаете, как хлопотно уследить за ангелом? А уговорить ее не пробивать собой стену каждый раз, когда та встает на пути? А бинтовать обожженные крылья, когда она вновь рвется на подвиги? И объяснять каждый раз, что ангелы — не так бессмертны, как кажутся, хотя бы потому, что они уже не возвращаются в наш мир. Именно по этой причине они нечасто являются среди людей. И помогают в основном лишь советами. Не хотят лишний раз рисковать. И правильно делают. Ведь их мало. И я снова, и снова повторяю одно и то же — будто она сама этого не знает… А она вновь поступает по-своему. И все же я не намерен сдаваться.

Ведь у каждого человека должен быть свой кот.

А у каждого ангела — свой человек…

Дмитрий Градинар . Кегельбан

— Самый паршивый день в самом паршивом городе ужасной страны! — вот что мне захотелось сказать к полудню поближе. И я почти это сделал, но получилось тоже паршиво.

— Самый… — только и удалось произнести, как в коммутационном блоке погас свет.

Вот. Как всегда. Даже выругаться не пришлось, квартальный мнемополицейский вовремя пресек попытку нанести оскорбление благополучию Мегаполиса.