Соцветие поэтов

Кибиров, собственно, всегда был певцом обывательского сознания, что не диво; диво то, что он - чуть ли ни единственный в истории русской поэзии - этого ничуть не стеснялся. Герой «Нотаций» - обыватель добропорядочный и добрый, сытый и трудолюбивый, не желающий гибнуть ни за металл, ни за идеал, принявший всем сердцем протестантскую этику, но по-православному чувствующий своё перед лицом этой этики несовершенство. Этические нормы эти почерпнул он ещё в детстве из романа «Айвенго» - «... А Дюма и сегодняшний ваш Деррида мне не нравились даже тогда».

Не нравится Кибирову и Ницше. Потому что -

По ту сторону зла и добра
не отыщешь ты Фриц, ни хера,
кроме точно такого же зла
при отсутствии полном добра.

И вообще – «…если бы Фрейду вылечить Ницше вместо того, чтобы нас поучать, если бы Марксу скопить капитал и производство организовать ну, там, к примеру, сосисок...».

Не зря Кибиров импонировал (своей человечностью) консервативным в эстерической области шестидесятникам, таким, как Ю.Карабчиевский. Не зря дали ему «шестидесятническую» премию «Северная Пальмира». Как ни язвил он над «отцами», а дело их по-своему продолжил, став в конце концов открытым, твёрдым и честным певцом открытого общества с твёрдыми, однако, моральными устоями и честными ментами.

Две книги настолько дивно контрастируют друг с другом и настолько внутренне пародийны (каждая в своём ключе), что невольно закрадывается подозрение - уж не провокация ли всё это на самом деле? Нет, провокацией (относительной, так как посвящённые заранее понимают правила игры) это было бы под пером Д.А.Пригова. А Кибиров произносит всё процитированное хоть и с вызовом, но от первого лица. И вызов-то как раз в том, что всё произносится от первого лица, что дистанция между автором и лирическим героем, между речью и её смыслом, между бывшим гражданином Запоевым и поэтом Кибировым стирается. Тут ему не Пригов родня. Был другой русский поэт. Козьмой Петровичем Прутковым звали.

Публика и критика дали Кибирову основания считать себя гением. Козьма Петрович тоже считал себя гением - эту мысль внушили ему коварные друзья Жемчужниковы. А гению позволено дарить публике небрежные, неотделанные плоды вдохновения, беззастенчиво делиться мельчайшими переживаниями, проповедовать прописи...

Есть в «Нотациях» вот такой лукавый пустячок – «Из Сельмы Лагерлеф»

Когда б мне волшебную палочку
Иметь - аж подпрыгнул фрейдист! -
Я сделал бы маленькой-маленькой
Тебя и носил на груди.

...Но каждую ночь, моя милая,

Я клал бы тебя на кровать,
Махал бы волшебною палочкой,
Нормальною делал опять.

Кибиров, что ни говори, был рождён поэтом, но - маленьким-маленьким. Во второй половине восьмидесятых кто-то (положим, Дух Времени), проходя мимо него, махнул волшебной палочкой (господа фрейдисты, молчать!). И стал он большим - если не в художественном, то в социокультурном измерении. Сейчас уже он большой, пожалуй, лишь на свой собственный взгляд. Волшебство закончилось. Но, при маленьком росте, он сохранил повадки уставшего от подвигов великана.

Валерий Шубинский

Николай Клюев (1884 - 1937)

Заломила черёмуха нежные руки,
к норке путает, кружит следы горностай.
Тихо дремлют избёнки в молитвенной скуке,
будет спать до рассвета берéстянный рай.

Пусть в лаптях я, сермяге, рубахе убогой,

верю в счастье, иную - мужицкую жизнь,
не ругайте меня с наслаждением, строго,
дорог мне отчий дом и равнинная синь.

Я пою для берёзок, для родины этой,

где я знаю любой потайной уголок.
О, народ, почему ты не принял поэта,
кто хотел стать народным, но стать им не смог.

2009

Старообрядец

Николай Алексеевич Клюев – личность неоднозначная. Многим он известен лишь как поэт, современник и хороший друг Есенина. Некоторые считают его простым деревенским мужиком, выходцем из народа, и писавшем о народе и о деревне. Некоторые считают его стихи прекрасными, другим они кажутся непонятными. О том, каким он был в жизни, сегодня известно немного: он как бы находится в тени своего друга Есенина, на творчество которого, как признают многие, оказал значительное влияние.

Николай Алексеевич Клюев родился 10 октября 1884 года в деревне Коштуге Коштугской волости Олонецкой губернии на реке Вытегра.