Соцветие поэтов

Смерть на войне обычна и сурова,
она везде: в огне, в дыму – кругом.
И мы молчим. Копаем яму снова,
всю боль потерь оставив на потом.

Сердца сгорели, не оставив пепла.

Мир груб и прост. Он не жалеет нас.
В бреду войны душа уже ослепла,
лишь вьюга смерти на сетчатке глаз.

Я был с ним рядом. И в одном окопе

делил с ним хлеб и горе пополам.
Он не дожил, не долюбил, не дóпил,
родных своих оставив где-то там.

Он умирал. И, понимая это,

смотрел на нас и молча ждал конца.
Теперь мы ждём холодного рассвета
и будем плакать каплями свинца.

Забыл сказать – мы родом из штрафбата:

отбросы, шваль и прочие зека.
За отчий дом и за тебя, солдата,
мы отомстим.  Ты отдохни пока.

2013

Его поэтом сделала война

Стихи на Ханко

Война для Михаила Александровича началась с финской кампании 1939 года - на полуострове Ханко. Там он начал работать во фронтовых газетах, описывая реалии страшных событий. Финны, понимая, какую опасность для них представляет советский гарнизон, расположенный в стратегическом месте между Хельсинки и Турку, обрушили на него всю мощь своей армии. Наверное, оттого и не удалось им развить успех под Ленинградом, что под боком их столицы сражались Дудин и его товарищи.

Ханко держал оборону более пяти месяцев. Полуостров тоже был в блокаде. Причём ещё и в информационной, поскольку с начала войны по октябрь гарнизон практически не имел никакого сообщения с Ленинградом и Большой землёй. Первыми эту блокаду через финские и немецкие минные заграждения пробили несколько катеров, доставивших на полуостров дефицитное горючее и боеприпасы.

Вместе с моряками прибыли и корреспонденты «Комсомольской правды» Роман Июльский и Борис Кудояров. Эпиграфом к своей публикации о героических буднях ханковцев они поставили четверостишие поэта красноармейца М. Дудина:

О холодный камень бьётся валом
Тёмная свинцовая вода.
Мы тверды, как эти каменные скалы,
В грозный час не склонит нас беда!

Ответ Маннергейму

Дудин также стал одним из героев этого исторического репортажа. Атаки финнов ханковцы успешно отбивали, однако отсутствие вестей с родины гнетуще сказывалось на солдатах. Этой неизвестностью решил воспользоваться барон Карл Густав Маннергейм. Однажды финны вдруг прекратили обстрел. В воцарившейся тишине из мощных громкоговорителей к нашим солдатам обратился лично главнокомандующий Финляндии. Бывший царский генерал хорошо знал русский, был прекрасным психологом и потому давил на самое больное. В своём обращении барон заверял ханковцев, что высоко ценит их воинскую доблесть, но поскольку положение безнадёжно, призывал прекратить сопротивление и сдаться в плен.

На Ханко выходила газета «Красный Гангут». В редакции, чтобы приободрить защитников, решили выпустить листовку - ответ маршалу. Составить текст взялись Михаил Дудин и его друг, в будущем выдающийся график Борис Пророков.

Ответ напечатали на большом листе бумаги - размером примерно со страницу современной «Комсомолки». Текст украсили довольно дерзкими карикатурами. Как вспоминал позже Дудин, когда обсуждали, что писать, пошутили: «Бояться нам нечего, цензор с полуострова уже эвакуировался!» Но первый вариант текста, составленный сплошь из солдатской лексики, всё-таки забраковали. В печать пошёл второй, более «мягкий» вариант.

Листовка предназначалась для защитников Ханко, но благодаря публикации в «Комсомолке» о ней узнала вся страна. И ответ ханковцев Маннергейму стал очень популярен на фронте. В ноябре 1941 года база была эвакуирована. Ханковцы влились в ряды защитников Ленинграда.

Одиссея по хрупкому льду

Через десятилетия после Великой Отечественной войны Михаил Дудин вспоминал, как они с товарищем шли по торосистому, испещрённому рваными воронками льду Финского залива из Кронштадта в Лисий Нос. Они возвращались в свою боевую бригаду, не зная, какую задачу им предстоит выполнить.

В продуваемых шинельках, исхудавшие от голода, стянутые ремнями до последней дырки… На дорогу им дали одну селёдку на двоих, два кусочка хлеба и четыре кусочка сахара.