Сотворение любви (ЛП)

всегда”, “никогда”, “все”, “только”. Женщина, которая отдалась бы мне частично, которая обладала бы чем-то таким, чем не владею я, и это было бы только ее. Иными словами, женщина, с которой невозможно влачить вялое и равнодушное сосуществование. Я не старался бы целиком и полностью завладеть Кларой, потому что мне хотелось бы, чтобы была в ней маленькая недостижимая щелка, в которую я не могу просунуть ни руку, ни язык. Мне нравилось бы, что это существо ускользает от меня, и поэтому я страстно желаю его, зная, что самым худшим было бы потерять ее. Это было бы равносильно катастрофе. Я думаю, что Клара должна была бы жить со мной, имея Алехандро в любовниках. Уверен, что ей было бы проще и легче, если бы не нужно было оправдываться за то, что ночью она не вернулась домой. Наоборот, она сознавала бы, что человек, живущий с ней, счастлив оттого, что она тайно растет и самосовершенствуется в других местах, на других телах, потому что возвращающаяся домой женщина – незнакомка, пробуждающая родственные нежность и любовь и, вместе с тем, возбуждение и желание, которые могут удивить нас – есть риск открыть дверь и не узнать, кто пришел.

Глава 12

На фирме я столкнулся с тем, что Хосе Мануэль в данный момент на встрече.

- Русские, – сказала мне Хеновева, – под два метра ростом и метровые в обхвате.

- Они вооружены? – спросил я ее.

- Думаю, нет, – очень серьезно ответила она.

Этой женщине под пятьдесят, и она производит впечатление вечно пятидесятилетней. Она всегда делает себе высокую прическу, взбивая волосы, и закрепляет ее лаком. Ее прическа сильно напоминает прическу моей матери. Хеновева постоянно жует жвачку. Я проверял, не прилепляет ли она ее под письменный стол. Оказывается, нет или, по крайней мере, забирает обратно в конце рабочего дня. Обычно она носит кремового цвета костюмы, которые, вероятно, никогда не были в моде, и блузки розовато-лососевого или бледно-голубого цвета. Еще она носит очки в изысканной, сильно зауженной к внешнему краю, позолоченной оправе. Эти очки заставляют меня думать о черно-белом телевидении, хотя я почти не помню программ тех времен.

- Откуда ты знаешь, что это русские?

- Я услышала их разговор.

- И ты можешь отличить русский язык от сербско-хорватского или польского?

Хеновева в сомнении поджимает губы. Самое красивое в ней – ее губы. Они не постарели с годами, как сама Хеновева, наоборот, у нее губы двадцатилетней девушки, без морщинок и трещинок, очень мягкие, пухлые и сочные. Если бы я не знал ее столько лет, то обязательно поинтересовался бы, не имплантировала ли она их. Но губы Хеновевы были такими же, когда я увидел ее впервые, хотя, я помню, что уже тогда она была женщиной в возрасте. Хосе Мануэль, который никогда не был мастером слова, как-то раз, тем не менее, произнес одну фразу, показавшуюся мне превосходной: “должно быть, внуки у нее появились раньше детей”. Хотя, насколько мне известно, у нее нет ни тех, ни других.

- Вероятно, ты должен прийти к нему на помощь, – неуверенно предлагает она.

- Ты думаешь, он в опасности? Тогда – лучше, если пойдешь ты. Уверен, женщине они ничего не сделают.

- Трусишка, – отвечает Хеновева, передавая мне папку с грифом “СРОЧНО”.

Какое-то время я бездельничаю, слоняясь по коридору и стараясь услышать обрывки разговора. Я хоть и слышу голоса, но не могу различить, что они говорят, различаю лишь то, что гости говорят больше, чем Хосе Мануэль. Для русских они очень гладко говорят по-испански.

Целый час я занимался инвентаризацией, изучая отчеты о продажах материалов за

месяц, сопоставляя их с закупками на следующий месяц. И вот теперь мне предстоит в течение короткого времени произвести подсчет непроданного товара, и, возможно, попробовать разместить в интернет-магазине не понятно почему никому не нужный кафель. Он не страшнее и не красивее других видрв, которые расходятся намного быстрее. А также разместить плохого качества карнизы и слишком дорогие аксессуары для ванной. В самом худшем случае мы должны будем избавиться от этого даром, чтобы они не занимали место на складе.

Хосе Мануэль входит, как обычно, без стука.

- Слушай, тебе никогда не приходило в голову, что я могу дрочить?

- В рабочее время? Нет, не приходило, но, если ты этим занимаешься, то мне хотелось

бы об этом знать.

- Или ковыряюсь в носу. Я могу заниматься расчетами, ковыряясь в носу.

- Не будь свиньей. С тобой все в порядке?

- Отлично.

Я слишком поздно понимаю, что ответил ему слишком беспечно и беззаботно, с излишней

легкостью, не так, как ответил бы человек, у которого только что погибла его девушка, пусть даже и бывшая.

- Разумеется, ты для меня загадка.

- Кто это был?

- А, это. Инвесторы.

- Ты хочешь сказать – мафиози. У тебя сделки с русской мафией?

- Это не русские.

- Так я и говорил. Но, если ты не расскажешь, откуда они приехали, я подумаю, что

это албанцы.

- Они из Косово.

- Ни хрена себе! Мы будем отмывать для них деньги? Великолепно! Просто супер!

- Я уже сказал тебе, что они инвесторы.

- Косовские инвесторы. Брось, ты не поверишь, но я читаю газеты.