Сотворение мира

Я одна в саркофаге немом между звезд —
Соглядатайка ярких миров.
Распустила комета Жар-Птичий свой хвост
Над ларцом лучезарных даров.

Все приборы блестят под моею рукой

Жадной сотней мигающих глаз.
Я одна — меж созвездий — с моею тоской,
Настигающей здесь и сейчас.

Там, в бездонных колодцах, Земля просверкнет

Слезной каплей на черной щеке…
Здесь — замедлило Время свой яростный ход
И дрожит в моей нежной руке.

Заложу я в машину листки… И опять

Выйдет шипом змеиным ответ:
Нет горючего. Век тебе здесь вековать.
Ты одна. И спасения нет.

На экранах обзора — во всю широту —

Как распахнутые крыла —
Кажет Космос нагую свою красоту,
Что алмазом под сердце вошла!

Вот Гиады жемчужною гроздью висят

Над звездой — Красным Глазом Тельца…
Вот Арктура лучи водопадом летят
Во пучину без дна и конца!

Рядом — мрачный Плутон: светит выгнутый бок

Ослепительным синим серпом…
Добирается холод Вселенной до ног,
До лица во рыданье слепом…

Я одна! Космос, я пред тобою одна.

Обнаженнее нету меня.
Я дитя твое, матерь твоя и жена,
Ветвь, сполох мирового огня!

Сколько лет мне отпущено, черный Простор?..

Колесница летит надо мной…
Выпускай же в меня, через жаркий костер,
Стрелы звездные — все до одной!

Я вцепляюсь — в рычаг…

я вперяюсь — вперед,
В солнцеликую бездну огней…
И подъялись власы: что там за хоровод…
Лики, что лун Сатурна бледней?!..

То видение… брежу!.. то Космос навлек,

Охватил мне короною лоб…
Закачался мой утлый небесный челнок,
Мой при жизни запаянный гроб!

И увидела я: все летели ко мне,

Все, любила кого на Земле —
Иван Грозный в опричном сполошном огне,
Тинторетто во фресковой мгле!

И седой лев Бетховен, глухой — синева

Его глаз все нутро потрясла! —
И раскосый монах — его звоны-слова
Канченджанга в снега вобрала… —

Тот поморский рыбак, что меня взял в полон,

Как севрюгу в путине схватил, —
С бородой благовонною царь Соломон,
Что кольцо «ВСЕ ПРОХОДИТ» носил,

И слепой от рожденья звонарь Калистрат —

С ним мы на колокольню взошли,
И он плакал, шепча: «Твои очи горят,
Как Стожары над краем земли!..» —

Первобытный охотник — он тушу вола

Мне, кровавую, бросил, смеясь, —
И юродивый Ванька — за ним я ушла
По суглинку осеннему, в грязь…

И старик-летописец, что праздник любви,

Как по Четьям-Минеям, справлял,
И, целуя рабочие руки мои,
Их на досках — лучами писал…

Сколько было их?.. — Не перечислю вовек:

Лики светят, и звезды горят,
Каждый раб — человек,
Каждый царь — человек,
И возлюбленный мною — стократ!

О, идите ко мне!.. Не покиньте меня!..

Я любила вас — кожей, нутром,
Плотью сердца, полетом такого огня —
Пред кончиной не вспомнят добром!

Я вас всех заберу в ледяную ладью.

Вы со мной поплывете туда,
Где сбираются души в большую семью,
Где горит Голубая Звезда…

Только чей это лик возникает из тьмы —

Лик безносый, немой, костяной…
Уходи. Я дала тебе Космос взаймы.
Дай побыть мне живою женой.

Я люблю моих милых. Гляди — все пришли,

Притулились, приникли ко мне!..
Напоследок уста горемычной Земли
Я целую в кромешном огне!

О, любимый мой!.. Свет и года, и века

Совершает стремительный путь.
О, возлюблен будь!.. Радость моя велика:
И по смерти меня не забудь…

Ты пришел ко мне — в лицах во многих един —

В заточенье межзвездной тюрьмы —
Ты холоп мой и царь,
Ты отец мой и сын,
Ибо живы друг другом лишь мы!

И, безумная баба, в эфире ночном,

Простирая ко звездам ладонь,
Поняла: бытие снилось девичьим сном,
А теперь- настоящий огонь!

Настоящая Жизнь.

Неподдельная Смерть.
И Любовь, что уже ни о чем
Не рыдает. И звезд золотых круговерть.
И чужая Звезда за плечом.

О, чужая Звезда,

Голубая Звезда!..
Не видна ты с родимой Земли…
Ты дрожишь… Ты по-женски светла и горда…
Как зовут тебя?.. Аннабель-Ли?..

И ни ангелы неба, ни духи пучин

Никогда уже не разлучат
Души любящих женщин, летящих мужчин —
Пусть в безмерном полете одна ты, один,
Пусть никто не вернется назад.