Сотворение мира. Богиня-Мать. Бог Земли. Бессмертная Возлюбленная

Давайте будем продолжать интеллигентную тему, давайте будем говорить о русской литературе. Я надеюсь когда-нибудь издать мой курс по ней, а пока – так, кусочки пирога. Вот есть такое замечательное явление – русский модерн. Он от исходного модерна отличается примерно как морская капуста – от просто капусты. Так что такое русский модерн? Чем он отличается от западноевропейского? Западноевропейский модерн построен, в частности, на образе femme fatale, то есть роковой женщины, она сводит всех с ума, доводит всех до катастрофы, и это не является темой нашей лекции безусловно. А русский модерн… Скульптуру «Рабочий и колхозница» видели? Всё четко и ясно, опять же учебник философии в картинках. В данном случае – учебник культурологии в картинках. Что для русского модерна главное? Порыв. Куда? Неважно, важно – насколько сильный (и вот тут нужен десяток лекций о том, каким был порыв символистов, футуристов, прочих истовых истов, порыв советский, антисоветский, порыв Булгакова… короче, пока порыв не иссякал – у нас был русский модерн, его хватило на сто лет с хвостиком). А вторая черта русского модерна, которая сейчас для нас критична, – это никаких фэмфаталь, женщина – это вдохновительница.

Можно Блока почитать, если вам не нравится «Рабочий и колхозница», хотя сейчас, по-моему, этой скульптурой можно и нужно наслаждаться как музыкой. Итак, кому не нравится – читаем Блока. Когда он будет за Снежной Маской улетать, в бурю идти за Фаиной и возвращаться к Елене. Кому хочется чего-нибудь более советского, читаем Фадеева «Молодую гвардию». Кому не нравится категорически Фадеев, читайте Ахматову, особенно «Реквием», где она сама себя осознает, какая ведущая и как ей надо памятник поставить. Кстати о Ведущей. Кому нравится Николай Рерих – вы знаете, что у него целый ряд картин с этим образом.

Мы тут с вами про тантризм говорили, давайте вернемся к индийскому тантризму. Когда меня спрашивают, что по нему почитать (а я, естественно, читала научные труды самые разные), я всегда говорю, что если вы хотите с нуля в нем начинать разбираться, то надо читать Ефремова «Лезвие бритвы». Это до сих пор остается лучшим научно-популярным трудом по индийскому тантризму, несмотря на то что это роман. Тантра там изложена – залюбуешься. Кстати, Ефремов в этом романе пишет, что в Индии половую любовь подняли до молитвенного служения, а в Европе, соответственно, как вы понимаете, опустили ниже плинтуса, то есть до скабрезности и пошлости.

Мы поговорили с вами о приличном, давайте поговорим о неприличном. Имеется тибетский монах, который медитирует. Ему в медитации является эта самая красавица, дальнейшее вырезано или не вырезано цензурой в зависимости от типа цензуры. В итоге мы имеем философский текст, всё прекрасно. Скажите мне, пожалуйста, как называется этот тип образа по-европейски? По-тибетски он называется дакини, «воздушная дева». Вот реальный монах, к нему является вот такая женщина-дух, дальше происходит бурное соитие. Если это не тибетский монах, а европейский, то кто эта демоница? Правильно, суккуб. Ровно та же самая ситуация. Воздержание, как я уже сегодня говорила, приводит к возрастанию сексуальной энергии, но то, что используется в Тибете, в Европе оказывается под запретом.

Мы можем с вами говорить об образе музы в теоретическом плане, а можем поразбирать в лучших традициях истории литературы с привлечением биографических данных «Я помню чудное мгновенье». Простите мне мою непристойность, но вы понимаете, что «Я помню чудное мгновенье» – это текст, продиктованный желанием обладать женщиной, которой гы в данный момент обладать не можешь. Мне глубоко безразлично, были ли в итоге у Пушкина постельные отношения с Керн, это его личное дело, – но на том этапе их, безусловно, не было. Когда в образе музы оказывается вполне реальная женщина, а не что-то мифическое, то вдохновение – это невоплощенное сексуальное обладание. Примеры этому можно продолжать, их очень много.