Сотворение мира.Книга третья

Газеты и радио успокаивали обывателей, заверяли их, что Гитлер оберегает жизнь каждого, что Геринг поклялся не пропустить в небо Германии ни одного вражеского самолета. Однако, несмотря на эти клятвы, эскадрильи английских ночных бомбардировщиков то и дело прорывались к столице рейха. Нанесла ряд чувствительных ударов по Берлину и советская авиация дальнего действия. Выли по ночам сирены воздушной тревоги, шарили по темному небу лучи прожекторов, слышался захлебывающийся лай зенитных пушек. Сонные берлинцы, волоча за собой детей, подушки, одеяла, клетки с птицами, собак и кошек, бежали по лестничным маршам многоэтажных домов к спасительным бомбоубежищам и там, дрожа от страха, вслушивались в тяжкие взрыву фугасных бомб. А с прекращением бомбежки по улицам Берлина мчались пожарные машины и мотоциклы гестапо. Пожарные боролись с огнем, гестаповцы разыскивали диверсантов и лазутчиков.

Такой предстала Германия перед бывшим казачьим хорунжим Максимом Селищевым и бывшим русским князем Петром Барминым. Оба они, как было условлено в Москве, поселились в квартире фрау Гертруды Керстен на Рунгештрассе и в первые дни никуда не выходили.

Пожилая фрау Гертруда была помешана на чистоте и опрятности. Постояльцы всегда видели ее в тщательно разглаженном темном платье с белоснежным крахмальным воротником. А уютная квартира сияла протертыми до блеска стеклами окон, отполированными боками пианино, покрытыми лаком паркетными полами, тщательно промытыми листьями комнатных растений. В квартире держался устойчивый запах скипидара и каких-то приятных ароматических эссенций.

Селищева и Бармина фрау Гертруда поселила в довольно просторной комнате, окна которой выходили во двор. Совсем недавно эта комната служила кабинетом ее мужу Вильгельму Керстену, профессору философии, погибшему вместе с другими пассажирами и командой парохода, по ошибке торпедированного немецкой подводной лодкой в Атлантическом океане.

Фрау Гертруда была дочерью довольно известного художника, подолгу жившего вместе с ней в Неаполе. После гибели мужа она занялась переводами с итальянского. Больше всего переводила книги писателей, близких по взглядам диктатору Италии Бенито Муссолини, — от инакомыслящих берлинские издатели отворачивались. Судя по всему, о приезде двух русских она была кем-то предупреждена, но кем — Бармин и Селищев не знали. Спокойная, сдержанная, она радушно встретила их, просила только поменьше курить, особенно в ее присутствии: фрау Гертруда не терпела запаха табачного дыма.

О своих квартирантах она сочла нужным сообщить блоклейтеру [8]Хаазе и полиции. С виду добродушный толстяк Хаазе, владелец зеленной лавки, в один из вечеров посетил фрау Гертруду, за чашкой ячменного кофе познакомился с Барминым и Селищевым, пряча свою настороженность, расспросил их о цели приезда в Берлин и рассказал о загородном клубе, где собираются русские эмигранты.

— Они сейчас тянутся к фюреру отовсюду, — пережевывая жесткий пирог, рассказывал Хаазе. — Едут из Франции, из Югославии, даже из Америки. — Хаазе оглушительно захохотал. — Чудаки! Хо-хо! Вероятно, они полагают, что фюрер и немецкая армия расчистят им дорогу в Москву и встретят их… в этом самом… в Кремле колокольным звоном.

Но тут же, вспомнив, должно быть, с кем он разговаривает, Хаазе согнал с одутловатого лица издевательскую ухмылку, чуть помедлил и заговорил серьезно:

— Конечно, если господа русские эмигранты, тот же, скажем, атаман Краснов, поймут, что жизни немецких солдат дорого стоят и что за пролитую немцами кровь следует платить, фюрер, видимо, поможет России создать новое правительство. Россия обязана воздать нам должное за свое освобождение от ига большевиков. Не так ли? Я думаю, так…

Отхлебывая из хрустального бокала самодельный шнапс — бурую бурду с дурным запахом, — охмелевший Хаазе долго еще разглагольствовал о великой миссии Германии в этом сумасшедшем мире. А под конец покровительственно похлопал по плечу молчаливого Максима Селищева и закончил назидательно:

— С вашими русскими друзьями я вас сведу, господа. В этом вы можете не сомневаться, связи у меня есть. Но, вы сами понимаете, мы ведем большую войну, фюрер требует от всех нас осмотрительности, дисциплины и прочее. Поэтому вам надо побывать в гестапо, рассказать о себе, ничего не скрывая. Такой у нас порядок…

Слушая словоохотливого блоклейтера, Бармин, не теряя достоинства, иногда поддакивал ему. Селищев же продолжал отмалчиваться. Он пока еще не находил в себе силы играть ту роль заядлого контрреволюционера, которая была ему предназначена. Кроме того, в отличие от Бармина, прекрасно владевшего немецким языком, Максим с трудом понимал болтовню Хаазе. Когда тот ушел, они тотчас вернулись в свою комнату. Выкурили, открыв форточку, по сигарете. Переглянулись.

— В гестапо придется идти, — задумчиво сказал Бармин.

— Что ж, пойдем, — согласился Селищев…