Сотворение света

Она никогда ни с кем не прощалась. Не видела в этом смысла. Это как медленно душить: каждое слово затягивает удавку ее сильнее. Куда легче просто ускользнуть среди ночи, никому ничего не сказав. Так проще.

Но она говорила себе, что он все равно ее перехватит.

Так что решила все же сама к нему зайти.

– Бард.

– Капитан.

И тут она запнулась. Не знала, что еще сказать. Вот за это она и ненавидела прощания. Оглядела просторные покои, мозаичную дверь, навесной потолок, дверь на балкон – наконец смотреть больше было уже некуда, и пришлось перевести взгляд на Алукарда Эмери.

Алукарда, который принял ее к себе на корабль, научил основам магии, который… Горло Лайлы сжалось.

Чертовы прощания! До чего же бессмысленная дрянь…

Она ускорила шаг, направляясь к кораблям у причала.

Алукард оперся о столбик кровати.

– Дорого бы я дал, чтобы прочитать твои мысли.

Лайла склонила голову на бок.

– Я как раз думала, что стоило все-таки зарезать тебя – тогда, когда у меня был хороший шанс.

Он поднял одну бровь.

– А мне стоило все-таки сбросить тебя за борт.

Воцарилось привычное дружеское молчание – и Лайла поняла, что будет по нему скучать. Все внутри у нее сжалось при одной мысли о том, чтобы скучать по кому-то; она перевела дыхание, чтобы успокоиться. На свете, в конце концов, есть вещи похуже.

Ее сапоги коснулись деревянных сходней.

– Хорошенько заботься о корабле, – сказал он и чуть подмигнул – обычная гримаса Алукарда в ее адрес. Раньше у него был над бровью сапфир, чтобы ловить лучи света, а у нее теперь для этого был стеклянный черный глаз. Но когда она повернулась и пошла прочь из его комнаты, спиной чувствовала тепло его улыбки.

Но прощаются здесь как-то иначе.

Что там было за слово?..

Аноше.

Точно.

«До следующего дня».

Дилайла Бард знала, что этот день наступит. Она вернется.

В порту было полно кораблей, но ее взгляд был прикован к одному-единственному. Прекрасному стройному кораблю с корпусом полированного дерева и парусами цвета полночного неба. Она поднялась по сходням на палубу, где уже ждала команда – кто-то новенький, кто-то из прежних.

– Приветствую вас на «Ночном шпиле», – сказала она, сверкнув улыбкой, острой, как нож. – Можете обращаться ко мне просто: капитан Бард.

IX

Холланд одиноко стоял в Серебряном лесу.

Он слышал, как ушел Келл – шорох шагов по опавшей листве, потом – тишина. Он запрокинул голову и глубоко вдохнул, щурясь на солнце.

По небу на фоне облаков двигалось темное пятнышко. Птица – прямо как в его сне. Усталое сердце Холланда забилось быстрее, но птица была только одна. И не было ни Алокса, ни Тальи, ни Ворталиса. Их голоса давно угасли. Жизни давно оборвались.

Когда Келл ушел, оставив его в одиночестве, Холланд привалился к ближайшему стволу дерева. Ледяная кора холодила сквозь одежду, как металл. Он тихо сполз по стволу вниз и сел на мертвую землю.

Легкий ветерок промчался по роще, и Холланд, закрыв глаза, представил себе шорох листьев, их мягкие прикосновения к коже, когда они опадают. Он не открывал глаз – не хотел расставаться с этим видением. Пусть падают листья. Пусть дует ветер. Пусть шелестят леса, и их бесплотные звуки складываются в слова.

«Король грядет», – шептали листья.

Кора под его спиной начала согреваться, и Холланд отстраненно знал, что ему уже никогда не встать.

«Все кончается», – подумал он, не испытывая страха. Только облегчение и печаль.

Он пытался. Испробовал все доступные способы. Но он так устал…

Шорох листвы становился все громче, и он почувствовал, как его плоть проникает в плоть дерева, он словно падает внутрь ствола, в объятия того, что мягче металла и темнее ночи.

Сердцебиение замедлялось, словно заканчивался завод в музыкальной шкатулке, а с ним утихала и музыка.

Последний вздох слетел с губ Холланда.

И тогда наконец мир вдохнул его в себя.

X

На Келле был его любимый плащ, развевавшийся под порывами ветра.

Сейчас плащ был ни черным, как пристало гонцу, ни красным, как пристало члену королевской семьи, ни тем более серебряным, как на турнире. Он стал совершенно непримечательным, серым. Келл даже не понимал, новым он кажется со стороны, или старым. Единственное, что он мог сказать – таким он его еще никогда не видел. Вплоть до сегодняшнего утра, когда, выворачивая плащ в очередной раз, не обнаружил под красно-черными вариациями совершенно неожиданный цвет.

У этого нового плаща был высокий воротник, глубокие карманы, и черные пуговицы от горла до самого низа. Отличная одежда для шторма, для сильной качки, и одним богам ведомо для чего еще.

Но Келл планировал тоже узнать, для чего приспособлен этот плащ – теперь, когда он был свободен.

Свобода кружила голову, пьянила, как вино. Келл чувствовал себя лишенным ориентиров, брошенным в бурное море. Но его удерживал на плаву невидимый якорный канат, прочный как сталь. Связь между его сердцем и сердцем Рая.

Этот канат мог натягиваться.

Мог ослабевать.

Келл вошел в порт и двинулся вдоль берега, минуя баржи и фрегаты, местные суденышки, вескийские торговые суда и фароанские ялики – корабли всех размеров и форм, ища один-единственный.

«Ночной шпиль».