Сотворение Святого

Стремление горожан к сопротивлению сильно уменьшилось, когда стало известно, что армия Лодовико в одном дневном переходе от Форли, тогда как из Рима никаких вестей не поступало. К папе отправлялись гонцы с просьбами ускорить выход армии или хотя бы направить какие-то войсковые части для поддержания боевого духа горожан. Жители поднимались на городские стены и смотрели на две дороги, одну – ведущую в Милан, вторую – в Рим. Герцог подходил все ближе. В город потянулись крестьяне со своими семьями, домашней скотиной, добром, которое могли увезти. Они говорили, что герцог приближается с сильной армией, и он поклялся предать всех форлийцев мечу, чтобы отомстить за смерть брата. Страх беженцев охватил и горожан, вызвав всеобщую панику. Ворота закрыли, всем взрослым мужчинам приказали взяться за оружие. Те запротестовали, спрашивая, что могут сделать неопытные люди против обученной армии герцога? Женщины плакали и умоляли мужей не рисковать своими драгоценными жизнями. Недовольство политикой Кеччо звучало все громче.

«Где армия из Рима?» Жители спрашивали крестьян, но те ничего не знали об этом. Дорога, по которой должна была прийти дружественная армия, оставалась пустынной.

Зато на дороге в Милан внезапно появился авангард войска герцога. Одни солдаты спускались на равнину, другие поднимались на вершину холма. Потрясенные горожане видели, какая огромная приближается армия – пять, десять, двадцать тысяч человек! Когда же появится арьергард? Паника в городе только усиливалась. Наконец вся армия разместилась на равнине и начала обустраиваться в суете, мельтешении, криках-приказах. Со стен казалось, что колония муравьев готовится к зимовке. Солдаты разбили лагерь, обнесли его полевыми укреплениями, поставили палатки, и осада Форли началась.

Глава 29

Наступила ночь, но прошла она без сна и отдыха. Горожане собирались на городских стенах, озабоченно переговаривались, вглядывались в темноту, пытаясь увидеть спешащую на помощь армию из Рима. То и дело кому-то казалось, что он слышит топот кавалерии или видит блеск брони, и тогда все замирали, затаив дыхание, прислушиваясь. Но тщетно. Форлийцы приходили на площадь семьями. Во всех церквях молились и плакали женщины. Наконец прохлада воздуха подсказала им, что заря близка, постепенно тьма начала светлеть, и вскоре над облаками, закрывавшими восточный горизонт, появилась желтоватая полоска света. С нарастающей озабоченностью мы смотрели в сторону Рима. Туман скрывал от нас землю, но некоторые наблюдатели видели что-то большое и черное вдалеке, на горизонте. Они указывали на эту черноту остальным, и уже никто не отрывал от нее глаз. Но чернота эта не приближалась, а когда солнце медленно поднялось и желтые лучи пробили облака, мы увидели лишь уходящую вдаль пустынную, пустынную дорогу.

Горожане обреченно ахнули и принялись спрашивать друг друга, когда же придет помощь. В этот момент на стенах появился какой-то мужчина, сообщивший, что протонотарий получил письмо от папы, в котором тот сообщал, что обещанная подмога уже в пути. Все радостно закричали. Наконец-то!

В город вели четверо ворот, и осада началась с одновременной атаки на все. Но ворота были хорошо укреплены, и атаку эту отбили без особого труда. Но тут же мы услышали грохот орудий, крики, вопли, увидели языки пламени, поднимающиеся над крышей одного из домов. Занятые Лодовико, мы напрочь забыли про врага в центре города, и обстрел из крепостных орудий вызвал жуткую панику.

Комендант нацелил их на дома, окружавшие крепость, и разрушения были значительными. Обитатели домов бросились врассыпную, похватав свои пожитки, и укрылись в более безопасных частях города. Один дом загорелся, и какое-то время мы опасались, что пламя перекинется на соседние строения, и тогда к нашим бедам добавится еще и большой пожар. Люди видели в этом руку Божью. Говорили, что это месть Небес за убийство графа, и когда Кеччо поспешил к горящему дому, они более не стали сдерживаться и принялись честить и освистывать его.

Потом, когда пожар удалось потушить и Кеччо шел через площадь, толпа окружила его, осыпая проклятиями и не давая пройти.

– Трусы! – прошипел он, яростно глядя на них, сжимая кулаки. А потом, более не в силах сдерживаться, выхватил меч и закричал: – Дайте мне пройти!

Люди раздались в стороны, и он прошел. Но за его спиной толпа сомкнулась, и вновь, только еще громче, зазвучали проклятия.

– Клянусь Богом, – воскликнул Кеччо, – я бы с радостью развернул пушки и выкосил их, как траву!

То были первые гневные слова, которые он произнес в адрес своих горожан.

Нас тоже перестали жаловать и освистывали, когда мы с Маттео или Моратини проходили по улицам. А ведь неделей раньше они готовы были лизать наши сапоги и целовать землю, по которой мы проходили.