1) Когда Юнг сказал, что самое большое бремя, которое несёт ребёнок, – это непрожитая жизнь родителя, он имел в виду энергию подавленного материала, задающего тон и программу нашей жизни. Как правило, мы стремимся повторить такой опыт, компенсировать его, исцелить или и то, и другое, и третье в какой-либо комбинации. Таким образом, нам необходимо снова и снова обращаться к следующим вопросам (потому что первое откровение не всегда надёжно и бывает недостаточным):
• Каким образом я проживаю непрожитый опыт своего родителя?
• Где я застрял, оказался заблокирован, учитывая, что это же произошло и с моим родителем?
• Как и где проявляется у меня компенсация родительского опыта, которая хотя и может быть продуктивной для меня и других, сковывает меня, потому что является последствием чужой жизни?
Независимо от того, насколько мы сознательны, тот или иной родительский паттерн всё равно проявляется в нашем поведении, и это бывает очень сложно заметить. Наши первичные переживания и связанные с ними комплексы часто меняют форму и способны удивлять нас всё новыми и новыми проявлениями. Несмотря на это, они приводят всё к тем же результатам, но осознать их мы можем только после того, как они случились.
2) Как я сохраняю представление о мире, стратегии и манере поведения моей матери? Моего отца? В какие моменты неожиданно происходит вспышка и против моего желания в её свете сквозь моё лицо просвечивает лицо родителя? Когда я понимаю, что мои отношения с детьми что-то слишком напоминают то, что я испытывал в детстве? Или близкая связь вдруг омрачается психотравмой, напоминающей последствия рокового семейного паттерна? Такая работа с Тенью унизительна, но она необходима, потому что только пройдя сквозь цеха, в которых душа будет вытряхнута до последней нитки, мы сможем обрести свободу двигаться куда-то ещё.
3) Где тот спонтанный ребёнок, которым я когда-то был? Ни у кого из нас нет и призрачного шанса прожить все разнообразные измерения нашего психического спектра, реализовать весь наш потенциал. Если учесть, насколько узки двери нашей родительской семьи, через которые мы, как и все дети, должны пройти, чтобы оказаться в социуме, то диапазон выбора становится ещё более ограниченным.
Ложь о том, что «выход на пенсию» откроет новые горизонты и позволит наконец зажить, как всегда хотел, жестока. Когда человек освобождается для реализации своих интересов, чтобы прожить золотые годы на полную, на самом деле это невозможно: слишком мало что было осознано или разрешено ранее, чтобы изобильная жизнь была достижима.
4) Где находится непрожитая жизнь, которая заставляет меня страдать, постоянно дёргает или пугает? Мы все призваны быть духовно великими. Великими не в масштабах, принятых в обществе, а внутри себя – в индивидуации. Наше призвание – быть теми, кто мы есть, в том виде, в каком этого требует психика, какую бы цену нам ни пришлось заплатить за это окружению. Где-то глубоко внутри каждого человека хранится знание о нём, тайна, которая ждёт, когда с ней соприкоснутся, потому что только тогда она сможет реализоваться. Отдавать предпочтение второсортной жизни – значит осквернять призвание. Его масштаб может испугать, но ещё страшнее застрять в жизни, не имеющей никакого значения, той, которая не вносит никакого вклада в мир. Бояться призвания нормально, это хороший страх, потому что он уменьшает влияние на нас всех других страхов.
5) Когда и в каких ситуациях я прошу других взять на себя ответственность за мою жизнь? Давайте посмотрим правде в глаза: мы все хотели бы, чтобы о нас заботились. Все мы – выздоравливающие дети, которые проецируют динамику интрапсихического родителя на институты, идеологию, а чаще всего – на интимные отношения. Взрослеть становится всё труднее, потому что для этого нужно отпустить надежды на спасение и искупление. Спасение – в нас самих, и это хорошо, поэтому лучше смириться и взять на себя ответственность за свою жизнь.
6) Каждый из нас живёт, по выражению Сартра, в
Разумеется, вера в хорошее не избавляет нас от страданий, ошибок, смерти и распада; однако она означает, что человек ощущает правильность своего пути, и неважно, согласны с этим окружающие или нет.