Исследование редких текстов не ограничивалось «De spiritu ardente ex lacte bubulo»[120]
, трудом русского естествоиспытателя XVIII века Николая Озерецковского, из которого мы узнали, что татары напивались допьяна скисшим молоком. Из не слишком религиозных людей только Кампорези осилил «Жизнь преподобной Матери Марии Маргариты Алакок» (1784) – житие святой, которой впервые явилось Святое Сердце Иисуса, и смог вычитать в нем любопытнейшие свидетельства: святая, жизнь положившая на усмирение страстей, никак не могла преодолеть собственное отвращение к сыру; дошло до того, что она готова была отказаться от монастырской жизни, лишь бы не пришлось из смирения есть эту мерзкую, пускай и скромную, пищу, но потом ей все же удалось принести высшую жертву. И вот комментарий Кампорези: «…Удивительное столкновение на грани отчаяния и суицида. Безумные битвы, развернутые мятущейся душой над куском сыра».Конечно, этот эпизод был и есть в житии святой, но одному богу известно, как человеку может прийти в голову искать на преисполненных добродетели страницах сыроваренные мотивы. Вдруг Кампорези (предлагаю гипотезу из одной любви к парадоксам) никогда не ел сыра? Но он точно поглощал с апостольским пылом страницы, бессчетное множество страниц уже канувших в небытие книг – это и был его божественный и во всем виноватый камамбер.
Если мое предположение покажется слишком смелым, посмотрите, с каким наслаждением Кампорези рассказывает нам о такой презренной или, по крайней мере, презираемой пище, как сыр: от его кулинарных разглагольствований у кого угодно разыграется аппетит, а от описаний физических расправ любая ранимая душа почувствует рвотный позыв. Упоминая князя Раймондо де Сангро[121]
, он, в отличие от всех остальных, не повторяет уже набившие оскомину ужасы о мумифицированных телах и не являет на свет обнаженные нервы, мускулы и вены, вместо этого мы узнаем, с какой фантазией – в духе Арчимбольдо – он выдавал одни блюда за другие:С тем же наслаждением Кампорези читает «Проповеди на Великий пост» Себастьяно Паули, от которых у нас волосы встают дыбом, а он прищелкивает языком, цитируя некоторые наставления, касающиеся смерти: