— В первый же день мы отправили поисковые отряды во все стороны, — повторился он, — больше, чем когда либо и, заметьте, все были добровольцами. Мы непрерывно поддерживаем с ними связь. Гонцы прибывают каждый день. Из их сообщений известно, что на многие километры, на десятки километров вокруг оплота безжизненная пустыня. Что в Приютах не известно. Оттуда еще не было отрядов. Плановое сообщение ожидается через несколько дней. Тогда мы будем знать точнее о нашем положении. Но, по тому, что мы наблюдаем отсюда, можно предположить, что Сфирья или погибла, или ушла из этого мира с намерением никогда не возвращаться.
На этих словах по плотным рядам людей пробежала волна шепотков.
— Но мы-то с вами знаем, что она не сможет уйти отсюда навсегда. Она вернется. Не она, так другая. Нам с вами, не опуская руки, надо лишь опять пережить это. Мы это умеем, мы переживем. Ждать мы умеем. Мы будем готовы и обязательно поймаем ее.
Сделав очередную паузу, он тяжелым взглядом осмотрел ропщущий народ.
— Она, — мэр в который раз махнул в сторону Мирры, которая все еще была не в состоянии подняться на ноги. — Эта женщина выдавала себя за Сфирью.
Люди зароптали громче, а Мирра, шокированная подобным заявлением, подняла голову и недоуменно посмотрела на мужчину.
— Эта тварь посягнула на святая святых нашего мира, на звание Сотворяющей, — голос мэра умело интриговал и заставлял верить себе. — “А все ради чего?” спросите вы. И я отвечу. Все это она, — скривившись, он указал на Мирру, — эта подлая тварь, затеяла, чтобы кормиться за наш с вами счет. И чтобы иметь надежную крышу над головой.
Мирра просто отказывалась верить своим ушам. Неужели кто-то поверит в такой откровенный бред — притвориться Сфирьей, чтобы тебя заперли в клетке и кормили через день? Назвать ту темницу крышей над головой. Мирра приподнявшись на локтях, вгляделась в плотные ряды людей, вплотную прижавшихся в ограждающему эшафот парапету. И поняла, что они верят тому, что говорит им мэр, не задумываясь над смыслом слов.
Потом Мирра перевела взгляд на мэра и ей показалось, что он и сам верит своим словам. Он произносил свою речь самозабвенно, и даже исступленно, неторопливо обводя взглядом собравшихся людей. Те смотрели на него хмуро и со страхом, на Мирру вовсе старались не смотреть. Но все чаще их взгляды устремлялись на багровое небо и низкие клубящиеся облака. Кроме ропота людей и голоса мэра ничего не было слышно, и от этого небо казалось еще более зловещим. При такой его активности должен был бы быть сильный ветер, и он бы завывал в крышах домов, хлопал бы ставнями и сбивал с ног. Но воздух был совершенно неподвижным.
Мирра еще раз посмотрела на толпу. Лица людей были разные. Горожане и беженцы были разного возраста и пола, разного телосложения, хоть все и были болезненно худыми, разных очень непохожих национальностей. Но на каждом застыло одинаковое выражение безнадеги. Совсем немного от них отличались молодые мужчины покрепче и с оружием. Почти что смешавшись с толпой, они окружали эшафот, не позволяя обывателям протолкаться ближе. Никто и не пытался.
И вот среди этим одинаково чужих людей взгляд Мирры вдруг выхватил лицо Адрия. Кажется, что за эти несколько недель он постарел на десяток лет, и стал похож на оживший скелет, хотя и раньше был истощен. Но все же Мирра вздохнула с облегчением. Она боялась, что его могли убить. Или он мог умереть от истощения. Только глаза на его лице казались живыми. Он внимательно слушал, что говорит мэр, и судя по его нахмуренным бровям, и по тому, как он качает головой, то, что он слышит, ему вовсе не нравится.
Он был совсем рядом, на углу эшафота, сразу за парапетом, и Мирре даже показалось, что заговори он, она бы услышала даже его шепот. На его шее виднелся прежний металлический ошейник, и от проушины на нем тянулась довольно толстая цепь, приковывающая его к высокому толстому столбу на углу ограждения. Цепь была очень короткая, а конец ее прицеплен к кольцу, располагающемуся на высоте больше двух метров и Адрий практически висел на ней. И разглядывая своего единственного друга в этом мире, Мирра пропустила несколько фраз мэра. Впрочем, риторики он не менял.
— Ее нужно наказать, — выхватил вдруг слух Мирры и она обернулась на мэра, — и потому даже речи нет о том, чтобы ее отпустить, ведь она наверняка продолжит свое притворство и еще кого-нибудь обманет. К тому же за эти дни на нее было потрачено немало провизии. Можно сказать, что она нас с вами обворовала.
Мирра засмеялась, тщетно пытаясь себе представить как она, будучи обычным человеком, ходит от города к городу, если они здесь еще имеются, представляется всем Сфирьей и просить посадить ее в камеру, и чтобы кормили жидкой баландой, и выводили помыться раз в месяц, и чтобы в качестве уборной был бы дальний темный угол.
— И убить ее мы не можем, — вздохнув, сказал мэр. — Это не гуманно.
Если бы у Мирры оставались силы, у нее случилась бы буйная истерика, а так она только еще раз рассмеялась. Неужели ее хоть немного пожалели?